Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Когда Керим распахнул потайную дверь, владелец караван-сарая, поев в очередной раз (он ел восемь-девять раз в день), сыто отрыгивался и ковырялся в зубах. Увидев нищего торговца Керима, Гульбеддин в страхе вскочил.
— Что за детей привезли тебе сегодня, обиженный Аллахом бинамус[107]? — сдерживая ярость, спросил Керим.
— Но Керим-хан, это просто дети… — заскулил Гульбеддин.
Нищий, вечно молящийся Аллаху и страшащийся его наказания торговец Керим на самом деле владел и этим караван-сараем, и девятнадцатью дуканами, и еще несколькими караван-сараями, и большим количеством торговых мест в рядах, где люди продавали героин, и большим количеством золота, которое лежало в обеспечение финансовой состоятельности многих уважаемых людей, вложенное в подвалы «Хавалы». Наверное, если бы нищий торговец Керим решил построить себе жилище из золотых слитков, он смог бы это сделать. Но он был опытным и мудрым человеком, нищий торговец Керим, и знал, что Аллах — со скромными и богобоязненными. Тем более принц Акмаль очень не любил тех, кто может сравниться с ним богатством. Не любил и отбирал у таких всё — до нитки.
— Это не просто дети! Это русские дети! Где ты их взял, отвечай?! Зачем они тебе?!
— Но Керим-хан, человек из дворца принца Акмаля, евнух по имени Псарлай, сказал, что принцу нужны два бачи, обязательно русские. Он дал мне задаток в десять тысяч афганей за каждого и обещал в пятнадцать раз больше, когда я привезу их. А девочка… у меня есть три жены, и ни одна из них не вызывает у меня никакого вожделения, да простится мне…
— О, Аллах! — вскричал нищий торговец Керим. — Лучше бы евнух Псарлай искал для принца Акмаля глупого, тупого, жирного ишака, которого можно было бы пинать ногами и стегать плетью, когда принц в гневе! Его не пришлось бы долго искать — он стоит передо мной! О, Аллах, за что ты так караешь меня?! Ведь я каждый день по пять раз встаю на намаз и не совершаю харама и расходую на пути джихада, я плачу закят[108]и помогаю бедным садакой[109]! За что скажи, ты послал мне такого тупого и глупого слугу, о Аллах…
Гульбеддин бухнулся на колени и пополз к хану — постоянное упоминание Аллаха никого не вводило в заблуждение. Здесь точно с такими же славословиями Аллаху запросто отрежут голову, если ты прогневал хана.
— Но Керим-хан, что я должен был ответить Псарлаю, когда он пришел ко мне и предложил такие деньги?!
— Ты должен был ответить, жадная скотина, что твоя никчемная шкура стоит больше трехсот тысяч афганей, которые он тебе посулил! Если Псарлаю нужны два русских бачи, пусть пойдет и украдет их сам, да простит мне Аллах такие слова! А что касается тебя, никчемная скотина, тебе вполне хватило бы и девственницы нашего рода, которую ты мог купить здесь или в Кабуле даже за десять тысяч афганей, если хорошо поторговаться! Но нет, ты захотел русскую! Ты навлечешь смерть и на себя, и на меня, о ничтожнейший из рабов!
— Но разве русские узнают, кто это сделал?!
— А кого я сегодня привел к тебе сюда, идиот, если не русского?!
— Но этому русскому нужен наш товар, а не русские дети, мудрейший Керим-хан!
— А откуда ты это знаешь, ишачье дерьмо?! То, что он отвернулся, когда увидел их, не говорит ни о чем! Даже если ему нужен наш товар, он может проговориться в России! И тогда русские придут за тобой!
— Я всё сделаю! Я всё сделаю, мудрейший Керим-хан!
— Что ты сделаешь, ишачье отродье?
— Я сделаю! Я убью этого русского, и тогда некому будет болтать!
Керим-хан презрительно отпихнул ногой распластавшегося у его ног слугу.
— Воистину, когда Аллах хочет жестоко покарать кого-то, он лишает его разума. Ты думаешь, этот русский — последний, который приехал в город? А если Алиджон-хан узнает, что это ты убил его человека? Тогда он пошлет людей, чтобы с тебя сняли кожу заживо! Эту кожу привезут ему, а он посмотрит на нее и прикажет бросить на корм свиньям, как он это обычно делает! Вот так ты закончишь свои дни, сын свиньи и шакала, и рассказ о твоей страшной смерти правоверные будут передавать из поколения в поколение!
— Но что же тогда я должен делать, мудрейший Керим-хан?
— Избавься от детей! Убей их сегодня же и брось в реку Кабул! Никому не поручай это, сделай это сам! Чтобы никаких следов не осталось!
— Но что я скажу Псарлаю-евнуху, мудрейший Керим-хан?!
— Ты вернешь ему вдвое больше, чем он тебе дал, и скажешь, что не смог найти для него двоих русских бачи! Пусть обратится к кому-нибудь другому! Вот что ты сделаешь, тупая, жадная, ничтожная скотина!
После ухода Керим-хана Гульбеддин ощутил настоятельную потребность выпить. В Афганистане не было мест, где рос хороший виноград, а из того, что было, гнали кишмишовку, густой, желтоватого цвета напиток. У афганских мастеров купажа было мало опыта, да и не оценил бы здесь никто их труда, поэтому в кишмишовку часто добавляли самую разную отраву для крепости. Была такая кишмишовка, что глотка ее хватало для того, чтобы ослепнуть, двух — чтобы умереть. В таком случае говорили — воля Аллаха, ведь в Коране сказано про запрет правоверным вкушать напитки из плодов виноградного дерева. Кто-то напивался, когда заходило солнце, говоря, что Аллах не видит, кто-то напивался в караван-сарае, говоря, что Аллах не увидит через крышу, но часто оказывалось, что Аллах всё же видел. И карал.
Кишмишовка острой, пахучей волной прошла по горлу, обожгла пищевод. Сразу захорошело, забылось унижение, которое он только что испытал.
Конечно, детей придется зарезать, потому что, если ты обманешь Керим-хана, он об этом узнает, и тогда зарежут тебя. Потом придется по одному, в мешках таскать трупы к реке по ночному городу. Можно было бы попросить кого-то из хазарейцев с телегой, но тоже нельзя, узнают. Придется всю ночь не спать.
Особенно жалко девочку. Настоящая гурия… жаль, что ему с ней выпадет провести только одну ночь. Ведь он за нее заплатил совершенно безумные деньги. Жаль…
Потом можно и мальчиков… Гульбеддин любил кровавые зрелища, он давно сам не убивал, но всё же в молодости убивал и знал, как это делается. Что мальчик, что девочка: какая разница, многие считают, что для услады бача даже лучше, после этого Аллах не сотворит в его утробе ребенка. Не зря же принц Акмаль заказал именно двух бачей, а он, Гульбеддин-хан, попользуется бачами, предназначенными для самого принца!
И с этой жизнеутверждающей мыслью Гульбеддин налил себе еще стакан кишмишовки. Мелькнула мысль, что надо наточить нож, но он решил, что успеет сделать это ближе к вечеру.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
