не Ветров! Он Садистов!
Но приходится смириться с судьбой и топать домой, прокручивая в голове яркие моменты прошедшего вечера. А затем всю ночь крутиться в кровати, ловя за хвост картинки эротического сна, в котором наше первое свидание закончилось совсем иначе.
Да, здесь Рома не Садистов! Здесь Рома самый настоящий Развратов. Он жарко впечатывается в мой рот страстным поцелуем, сразу же переходя в наступление. Не выдерживает долгой пытки. Закидывает меня к себе на плечо и тащит ко мне, под удивленные взгляды бедного консьержа. А дальше…
М-м-м…
Чертово платье слетает с меня уже в прихожей. А потом меня ставят как преступницу лицом к стене, стаскивая трусики вниз, но оставляя их болтаться в районе колен. Затем шлепок по заднице. Мой короткий писк. И раскаленный член Ромы наконец-то врывается в меня на всю длину. Уже готовую и мокрую для него.
Стонем громко и в унисон, падая в наш персональный элизиум и двигаясь, как единое целое.
Вот только досмотреть этот великолепный во всех смыслах сон мне не дает смска от Садистова. Он издевается дальше:
«Доброе утро, маленькая моя. Как спалось?»
— Ужасно! — рычу я, а потом откидываюсь на подушку и смеюсь в голос.
Боже, как же быстро и виртуозно я переобулась в воздухе.
***
И понеслось.
Три недели рая!
Театр. Кино под открытым небом. Планетарий. Океанариум. Зоопарк. Аэротруба. Полет на вертолете над столицей. А еще тир, где вместо мишени была прикреплена фотография самого Садистова, который до сих пор не удосужился поцеловать меня. Сначала стрелять отказывалась, а потом всадила полную обойму и попросила еще. Рома смеялся и качал головой, а я как будто бы выплеснула из себя последние капли былого негатива.
Ничего не осталось от прошлого, только яркие брызги новых впечатлений. И любовь. Такая пьянящая. Такая жаркая. Такая бесконечная.
Как наши переписки с утра и до ночи.
Первое время отвечала ему нерешительно. Краснела от каждого комплимента в мою честь. И да, перечитывала всю эту ванильную чушь, растягивая губы в улыбке, словно блаженная. А уж потом…
Ух! Ах!
И только бы дожить до новой встречи. Вот, например, как сегодня.
Да, на календаре День рождения моей мамы, а я, то и дело, поглядываю на часы, потому что у меня очередное свидание.
С ним. С Грешником, который все еще пытается закосить под агнца божьего.
Пока я тут, орудуя вилкой, доедаю кусок праздничного торта, Рома там — ждет меня за высокой оградой родительского дома в Подмосковье. Пригласить его я не решилась.
Почему? Да потому что! И не спрашивайте меня, что это значит.
— Соня? — слышу я голос брата.
Смотрит на меня, прищурившись. А я что? Я ничего!
— М-м?
— От твоей счастливой улыбки меня сейчас стошнит.
— Так не смотри на меня, братишка, и сразу жизнь наладится.
— Сомнительно, — недовольно морщится, а его жена, сидящая рядом, со вздохом опускает глаза в тарелку.
М-да…
— Даня, отстань от сестры. У нее любовь, связь с реальностью потеряна, — улыбается папа и подмигивает мне с видом заговорщика.
— Любовь, — закатывает глаза брат.
— Любовь, — бормочет себе под нос мама и фыркает, закатывая глаза.
Ей одной не нравится Рома. Она говорит, что он слишком идеальный, чтобы быть мне хорошей парой. Чересчур красивый, статный, видный. Из таких никогда не получится приличный спутник по жизни, на которого всегда можно положиться. И смотрит Рома на меня, видите ли, плотоядно, будто бы он серый волк, а я сочный стейк кобе.
Но мне плевать на ее мнение. Мне вообще на все и всех плевать, только бы Рома был рядом. Желательно двадцать четыре на семь. О, да!
Под благовидным предлогом наконец-то сбегаю с праздника и несусь к своему парню. Да, он мне официально предложил встречаться, и я согласилась, прыгая после этого знаменательного события дома до потолка. И вот сейчас я падаю в его раскрытые объятия и затихаю, жадно вдыхая крышесносный мужской запах.
— Ты пахнешь счастьем, Соня, — тихо шепчет Рома мне.
— Ты тоже, — киваю я, форменно сходя с ума от блаженства.
— Поедем? Хочу познакомить тебя с друзьями.
— Ой, — вздрагиваю я, — А может не надо?
— Надо, я обещал тобой похвастаться, они нас уже два часа ждут.
— А где?
— У меня тут дом в соседнем поселке. Хотел пригласить тебя туда. Вот.
И смотрит на меня пристально. А я такая на все согласная. На все! Хоть и боюсь его друзей до чертиков. Они все взрослые, а я девятнадцатилетняя стрекоза. Засмеют же…
— А вдруг они меня забракуют? — сглатываю напряжение.
— Тебя невозможно забраковать, Сонь.
— Ну… ладно.
И да, мы поехали к Роме домой, где мне представили всех его друзей и их жен. И никто не смотрел на меня косо. Наоборот! Встретили меня очень радушно, а девчонки так и вовсе затискали, умоляя рассказать им историю нашего знакомства.
А как тут и что рассказывать? Ужас же!
— Ну, я даже не знаю, там романтикой и не пахнет, — покачала я головой.
— Ага, как и у нас, — рассмеялась Агата Громова, — например, на меня мой поспорил.
— Да, — фыркнула Ярослава Аверина, — а мой оказался мне сводным братом, который заочно на дух меня не переносил.
— У всех тут своя непростая история, Соня, — высказалась Арина Гордеева и ей тут же согласно закивала Таня Хан.
— Ну…, - потянула я, — Рома через меня пытался достать моего брата — Данилу Шахова.
— Да ладно? — округлили глаза девочки и запричитали в унисон.
— Ага…
И полились разговоры рекой. Дружный смех и понимающие взгляды. А еще мы обменялись телефонами и договорились сходить на следующей неделе на шоппинг.
Я наконец-то выдохнула, потому что все мои страхи были пустыми.
И только один момент царапал меня по-живому.
Наступил поздний вечер. Все ребята разъехались по домам. Вот и Рома засобирался, чтобы тоже отвезти меня в мою городскую квартиру. Усадил на пассажирское сидение и сам сел за руль.
А меня бомбануло!
Сейчас снова привезет к моему подъезду и пожелает спокойной ночи, а я опять до самого утра буду ворочаться и сходить с ума от любви, которая не может найти выхода. Она же бурлит во мне. Рвется наружу. А ей говорят «до завтра» и приказывают не наглеть.
Я не могу так больше! Мне нужно знать, что и он чувствует то же самое, что и я.
— Рома, — дотрагиваюсь я пальчиками до его плеча, когда он уже тянется, чтобы завести двигатель своего автомобиля.
— Да, маленькая моя?
— А ты меня не целуешь, потому что не хочешь или этому есть какая-то