Бежать — но куда? Есть ли мир за стенами Ледума, любимого, заветного города?
Нужно было идти за ним, однако Кристофер медлил. Премьер не хотел встречаться с лордом лицом к лицу. Это было мучительное, тяжкое нежелание, которое он не мог побороть. В душе творилось невообразимое.
С одной стороны, аристократу было попросту страшно, что, в общем-то, совсем неудивительно. Здесь, в этой кровавой темноте наткнуться на существо, неведомым способом обманувшее саму смерть? Голыми руками разорвавшее человеческую плоть, как бумагу? Это уже чересчур. И кто знает, чего еще следует ожидать от воскресшего чудовища?
Да, в сердце обильно разливался страх, но и пылкое, терпкое восхищение: поверженный и не сдавшийся, — беловолосый был хорош, как сам черт!
С другой стороны, и в этом Кристофер так и не смог себе признаться, он не нашел бы решимости взглянуть лорду Эдварду в глаза — после всего. Слишком трудно и больно. Аристократа мучил стыд и странное облегчение от несостоявшегося убийства — преступления, которое он вынашивал, лелеял так долго, и которое так и не совершил. Как настроиться после неудачи, как суметь пройти этот ад во второй раз? Нет, он не желает брать на душу новый грех.
Мысленно прося прощения у своей жертвы, премьер вновь и вновь размышлял о случившемся, прокручивая события у себя в голове. Удивительно, но склонный к подозрительности августейший правитель Ледума не опасался приближенного до самой последней минуты. Насколько же лорд Эдвард ему… доверял? А может, просто не воспринимал всерьез? Кто знает.
Как бы то ни было, он не хотел причинять правителю боль. Видят боги, он совершил всё это без зла в сердце, потому что так велел долг.
Но отныне любое слово, которое он мог бы сказать в свою защиту, было бессмысленно, любое оправдание — надуманно. Не стоит и помышлять о том, чтобы вернуть былую благосклонность своего покровителя. Лорд Ледума не знает жалости, не знает пощады. Лорд Ледума никогда не послушает его — и никогда не простит.
На сердце сделалось тяжело, и вот это было уже в самом деле чересчур.
Нужно взять себя в руки: борьба не может быть бескровной. Пойдя на чудовищную сделку с совестью, он смог принести правителя в жертву ради всеобщей благой цели, ради нового общества, ради мира в конфедерации! Невозможно отступиться теперь, невозможно отречься от сделанного. Значит, идти нужно, непременно нужно. Но — куда ведет этот тайный коридор? Заметный наклон пола говорит, что куда-то вниз. Скорее всего, он уже находится ниже уровня земли.
Кристофер встревоженно огляделся. Темнота давила на него и мешала дышать. От обилия старых катакомб подземная часть Ледума напоминает пчелиные соты. Затеряться там легко. Глубоко под землей ветвится обширная сеть галерей, а некоторые подземелья заброшены и построены слишком давно, чтобы о них помнили и нанесли на карты.
Его лорд растворился в них, как призрак.
Впервые за долгое время премьер дал волю копившемуся раздражению. Черт побери, параноидальная подозрительность правителя дошла до такого абсурдного предела, что тот имел наготове план бегства из своего дворца, из своего неприступного города! Больше того — дьявольски идеальный план. Наверняка где-то здесь заботливо припасено всё необходимое на крайний случай, в том числе, вероятно, и какие-то драгоценные камни, которые помогут выжить первое время. А также теплый плед и чашка дымящегося пряного бульона на дорожку.
Не в силах совладать с эмоциями, аристократ затрясся в приступе нервного смеха, надеясь, что тот не перейдет ненароком в сердечный. Это катастрофа. Не зная нужного пути, он никогда не найдет беглеца в многоярусном подземном лабиринте, только рискует заблудиться сам. Невероятно, но это так — покушение не удалось!
Кристофер пошатнулся и рухнул на колени, ощущая, что кровь, заливающая пол, еще не успела остыть — густая, противно-теплая, она насквозь пропитывала одежды. Взгляд аристократа стал масляным, словно его наполнили какие-то воспоминания и ассоциации, какие-то сокровенные желания.
Будь трижды проклят белый демон, будь благословлен лорд-защитник Ледума!
Похоже, паранойя на почве заговоров в очередной раз спасла правителю жизнь — или же ему помогает само провидение. Ну так черт с ним, пусть живет, пусть живет хоть вечно!.. В конце концов, без могущественных алмазов Ледума ему не вернуть утраченное положение. Лорд Эдвард больше не представляет реальной опасности: владычество белого демона ушло в прошлое навсегда.
Что чувствует он сейчас, опьяненный собственным непривычным бессилием? Каково это — в один миг потерять всё, утратить все регалии, все ранги, пережить жестокое унижение и остаться жить? Возможно, это даже хуже смерти. Откуда-то издали низложенный лорд-протектор сможет наблюдать за триумфом предавшего его — и так вкусит всю горечь падения. Остаток жизни беловолосому придется истратить на то, чтобы попытаться забыть долгие годы своего величия.
Зная непомерное самолюбие лорда Эдварда, забыть будет непросто. Но человек, возможно, более великий, чем сам Ледум… этот человек должен исчезнуть, навеки остаться в кромешной тьме катакомб и оставить его в покое.
Сможет ли беловолосый смириться и отказаться от безнадежной борьбы?
Сейчас в это отчаянно хотелось поверить.
В крайнем случае, «Властелин» хорошо помнит слепок ауры бывшего владельца. Если настроить систему башен особым образом, она уничтожит беглеца, как только обнаружит в пределах города. Жестокое и спорное решение, но придется принять его.
В этот момент премьер почему-то особенно остро почувствовал себя предателем.
Пока лорд Эдвард был здесь, Кристофер мог сколько угодно думать о его неправоте и жестоком нраве, мог мысленно критиковать и логически выверенно рассуждать о том, что городу лучше развиваться с более миролюбивым правителем во главе.
Но теперь, осознав, что тиран и вправду исчезнет насовсем, в груди защемило — остро и по-настоящему тоскливо. От этого понимания почему-то становилось дурно, а будущее становилось туманным и просматривалось с опасениями.
Проклятое чувство никуда не пропало вместе правителем Ледума, оно продолжало разъедать сердце. Неправильная, страшная зависимость тянула из аристократа жилы, вытягивала их вслед ушедшему, признавая его чудовищную, нерушимую власть над собой.
Какая-то часть души рвалась за беловолосым, стремилась следовать за ним, и не для того, чтобы убить.
— Мой лорд… — едва слышно позвал он правителя. И хотел было добавить ещё что-то, но, вздохнув, промолчал. Говорить было поздно.
И поздно было что-то менять, поздно доделывать начатое или исправлять. Стало слишком поздно — для них обоих.
Конечно, тишина не ответила ему.
Пережитые потрясения уже давали о себе знать усталостью — физической и моральной. Кристофер не хотел продолжать: бороться, преследовать, убивать. Он хотел бы остаться собой, но… кто он на самом деле? Что-то глубоко внутри неумолимо менялось.
