— Ты о ком, Никита? — удивленно подняла на него глаза Саломия.
— О твоей родной бабушке, Урсуле Фон-Россель.
— Разве так бывает? — только и смогла выговорить Саломия, когда Никита закончил рассказ.
— Как видишь, — усмехнулся Елагин, — мы все были шокированы не меньше.
Саломия растерянно оглядывалась по сторонам, ей казалось, все вокруг теперь выглядит другим, словно сместилось под другим углом. Да, она давно знала, что ее бабушка и дедушка — «приемные», но то, что старуха Елагина ее родная бабушка, не укладывалось в голове.
— Теперь мне стало ясно, почему ее так подкосило известие, что у Фон-Росселей появилась наследница, она понимала, что это ее внучка, но то, что это ты, ей не могло явиться даже в самой кошмарной фантазии, — мрачно заключил Никита. — Ее ведь тогда на время парализовало после инсульта.
— Она пыталась со мной связаться, — ошеломленно прошептала Саломия, все еще не в силах прийти в себя, — но я дала распоряжение, чтобы ее письма даже не вскрывали, а всю элекронную почту отправляли в спам.
— Мия, — Никита взял ее за руку и накрыл сверху ладонью, — я это тебе рассказал не для того, чтобы распускать сопли, а потому что ты имеешь право знать. Но не более. Я категорически против, чтобы она виделась с Даниэлем. Мой ребенок стал причиной того, что она сделала с вами, поэтому она не увидит моих детей, я просто не позволю. Отец мечется, терзается, а для меня все однозначно, ее для меня больше не существует.
— Она ведь любила тебя, Никита, ты сам говорил? — подняла Саломия на него заплаканные глаза и ужаснулась, каким адским огнем полыхнул его взгляд.
— Любила? Значит, у нас с ней слишком разные представления о любви. Ты вообще помнишь наш контракт, Мия? Он был так составлен, что ни ты, ни наши дети не имели никакого права на мое имущество, зато я при разводе получил бы все твое наследство. Я хотел изменить контракт, чтобы наш брак стал равноправным. А если бы ты вдруг решила меня бросить, твое наследство осталось бы тебе и сыну, вот чего она не могла допустить, — Никита упорно избегал называть старшую Елагину бабушкой, и добавил уже тише: — Я не говорил тебе, чтобы ты не волновалась лишний раз, а выходит, лучше было рассказать. Тогда бы ты так легко не поверила Беккеру.
— Она хотела как лучше для вас, для Елагиных, — бесцветным голосом ответила Саломия, и Никита взвился, сжав до боли ее руку, будто в тисках.
— А меня она спросила, что для меня лучше? Это хорошо, что тобой заинтересовался Беккер, что ты оказалась настоящей наследницей, а что было бы с тобой, будь ты обычной девочкой, «с улицы», как она тебя называла? Ты сейчас бы лежала вон под тем гранитным памятником вместе с нерожденным Данькой, а я постепенно продолжал бы сходить с ума. Она чуть не разрушила мою жизнь, так где ты здесь увидела любовь, Мия?
Саломия с ужасом вгляделась в ставшие почти черными от гнева и боли глаза, обхватила его за голову и прижала к себе, целуя и стараясь успокоить. Их обоих трясло, Никиту от гнева, а Саломию от той безысходности, что звучала в его голосе. Наконец, Никита встал и поднял с дивана Саломию.
— Чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что должен Беккеру, — хрипло сказал он, — еще немного, и я начну за него в церкви ставить свечки.
Теперь Саломия ехала к родителям Никиты с самыми сумбурными чувствами, но все же, в последний момент решилась и взяла с собой то, что забрала из бабушкиной квартиры. Старуху Елагину еще после памятного разговора с Никитой увезли с очередным инсультом, у нее отнялась речь, все тело сковал паралич, так что, скорее всего, она до сих пор в больнице.
Саломия вздрогнула, увидев знакомые ворота и крышу дома, куда пришла в качестве фиктивной жены Никиты восемь лет назад. Когда переступала порог, даже зажмурилась от переполнявших ее чувств и едва не повернула обратно, остановил идущий следом муж.
Елагины ждали в холле, оба не слишком изменились, разве что появилось несколько морщинок у Ирины и добавилось седины у Александра. Саломия встретилась с ними глазами, и сердце ухнуло куда-то вниз. У Ирины глаза уже были на мокром месте, при виде Саломии, намеренно не ставшую надевать повязку, она негромко охнула и прижала ладони к губам, а потом увидела Данила, шедшего за руку с Никитой.
— Ласточка моя, — воскликнула она, присаживаясь на корточки, — моя заинька, иди скорее сюда, ты таки наш, моя крошечка!
Данил засопел и бочком подобрался к Ирине.
— Здравствуйте. Я знаю, что вы моя бабушка!
— Бабушка, конечно, я твоя бабушка, родненький, — и притянула к себе. — Иди ко мне!
Александр смотрел на Саломию с некоторым ожиданием, и она встала как истукан, не в силах сдвинуться с места, тем временем он начал сипло, потом прокашлялся и повторил:
— В общем, ребята, если я начну рыдать как малолетка на мелодраме, прошу меня извинить, я не знаю, что еще можно сказать.
Саломия решилась первая, шагнула к Александру и тут же оказалась прижата к массивной груди. Какие же они сильные, эти Елагины, ее сын тоже вырастет таким здоровым мужиком?
— Простите меня, — пробормотала она, пряча мокрое лицо.
— За что ты просишь прощения, деточка? Это мы у тебя в ногах валяться должны. Это ты нас прости, и в первую очередь, меня, дурака старого, — говорил Александр сдавленно, гладя Саломию по голове, как ребенка.
— За то, что поверила, — продолжала она бормотать, чувствуя себя удивительно уютно в его крепких объятиях. Следом Ирина обняла Саломию, а старший Елагин сначала присел на корточки и озадаченно уставился на притихшего Даньку, затем поднял брови и обвел жену с сыном потрясенным взглядом.
— Вы серьезно оба? У вас еще оставались сомнения? Да это вылитый наш Никитка, ну ты даешь, сын, он же с тебя слизан, как переводная картинка. Отца на вас не было, — проворчал дед и протянул внуку широкую ладонь: — Привет, младший Елагин! Я твой дед Саша.
— Я не младший, — немного свысока ответил Данил, чинно пожимая протянутую руку, — у меня скоро сестра будет, вот она будет младшей.
И оказался под потолком в крепких руках деда Елагина.
* * *
— Никита, я хочу кое-о-чем попросить Саломию, — прокашлявшись, начал Александр, но сын тут же его перебил.
— Если ты о ней, то…
— Дослушай, — попросил отец, и вспыхнувший было Никита умолк. Вся семья сидела за столом в гостиной, Данька с довольным видом слизывал с блинчиков сгущенку. — Мать дома, я забрал ее из клиники. Она здесь, на втором этаже, я нанял сиделку. Врачи говорят, уже не встанет.
— Нет, — упрямо качнул головой Никита, и Саломия положила руку ему на локоть.
— Дай отцу сказать, милый.
Никита схватил ее за руку и крепко сжал, старший Елагин благодарно кивнул.
— Это твое право, сын, я не отрицаю, но… Я после ее признания достал бумаги отца, он был очень скурпулезен и все раскладывал по папкам. Я знал, что есть отдельная папка по Урсуле, он в самом деле искал ее дочь, твою маму, Саломия, но раньше мне это было не интересно, а теперь я все прочел. И знаете, я понял, что он знал. Мать недаром говорит, что он догадался, и она права, слишком много всяких запросов и бумаг я нашел в папке. Он выяснил, отчего умерла Нина, моя настоящая мать. У нее был врожденный порок сердца, даже если бы мать… Урсула… в общем, если бы ей была оказана помощь, скорее всего, она бы умерла, а меня отправили в детдом. И даже останься она живой, не факт, что у нее хватило бы духу прийти к отцу, все-таки мать… А, ладно, она все равно моя мать, пойми, Никита, она дала мне настоящего отца, а то, что она меня не любила — так они оба такие были с отцом, я никогда не чувствовал себя обделенным. И по отношению к тебе таким не был. А если бы не было путаницы с документами, и отец нашел бы твою маму, Саломийка, у меня была бы сводная сестра, и вы с Никитой тоже считались бы сводными.
