Но раз уж ты, что называется, ни при чем и просто влип в эту историю, я, наверно, обязан объясниться. И объяснение это относительно простое. Я любил Анну. На самом деле любил. И ее саму, такую, какой она была, и то, что она дала мне.
А она, к сожалению, любила только то, что дал ей я. То есть забытье. «The Big Sleep».[47]Ты, наверное, не знал, что она законченная наркоманка. Жизнь — как уже было сказано — полна неожиданностей. Это я приучил ее к наркотикам после очередного — давай называть вещи своими именами — фиаско с ее выставкой. Мы были словно созданы друг для друга и полюбили с первого же укола. Четыре года Анна была моей клиенткой и тайной любовницей, и роли эти — скажем так — нельзя разделить.
Ты в замешательстве, Харри? Потому что у нее на руках не нашли следов от уколов, верно? Ну да, то, что я назвал любовью с первого укола, — просто фигура речи. Дело в том, что Анна не терпела уколов. Мы курили героин, заворачивая его в фольгу от шоколада «Куба». Это, конечно, дороже, чем колоться, но, с другой стороны, Анна имела возможность покупать наркотик по оптовой цене, пока была со мной. Мы были — как это называется? — неразлучны. У меня до сих пор слезы на глаза наворачиваются, когда я вспоминаю то время. Она сделала для меня все, что женщина может сделать для мужчины. Трахалась со мной, кормила, поила, развлекала, утешала. И умоляла меня. Единственное, чем она меня так и не одарила, так это своей любовью. Почему полюбить меня оказалось так дьявольски трудно для нее, Харри? Полюбила же она тебя, хотя ты ни фига для нее не сделал.
Даже Арне Албу она любила. А я-то думал, что она этого болвана при себе держит, чтобы деньги из него выкачивать на наркоту по рыночной цене и от меня хоть на какое-то время избавиться.
Но как-то майским вечером я позвонил ей. Я как раз отсидел три месяца по мелочовке, а мы с Анной так долго не общались. Я предложил отпраздновать одно событие — мне удалось заполучить самый чистый в мире товар прямо с завода в Чианг-Раи. По ее голосу я сразу понял — что-то случилось. Она сказала, что завязала. Я спросил, со мной или с наркотой. И она ответила, что завязала и со мной, и с наркотой. Она сказала, что занялась работой, из-за которой ее будут помнить, и ей следует полностью на ней сосредоточиться. Ты ведь знаешь, поставив себе какую-то цель, она начинала добиваться ее со всей своей татарской упертостью. И я могу поклясться, что вы не нашли следов наркотиков у нее в крови. Вы ведь сделали анализ, верно?
А еще она рассказала об этом типе, об Арне Албу. О том, что они уже какое-то время встречаются и собираются соединить свои судьбы. Ему только оставалось уладить дела с женой. Ты слышал об этом, Харри? Ну вот, и я тоже.
Не кажется ли тебе странным, что можно мыслить совершенно ясно, когда весь мир вокруг тебя рушится? Я понял, что мне следует предпринять, еще до того как положил трубку. Я буду мстить. Примитивно? Никоим образом. Месть — это рефлекторная реакция мыслящего человека. Сложный комплекс действий и последствий, недоступный животным. В плане эволюции месть оказалась самым эффективным средством, ведь выживают лишь самые мстительные из нас. Отомстить или умереть. Годится для названия вестерна, но не забудь, что именно логика возмездия привела к созданию правового государства. Незыблемые принципы — око за око, грешник должен гореть в аду или, во всяком случае, болтаться на виселице. Возмездие и право — вот основа цивилизации, Харри.
Так что я в тот же вечер сел за стол и стал разрабатывать план.
Воплотить его в жизнь оказалось весьма просто.
Я заказал в «Триовинге» ключ от квартиры Анны. Ах, как мне хочется рассказать тебе об этом. После того как ты убрался, я отпер дверь и вошел в ее квартиру. Анна уже легла. У нас с ней и «береттой-М-92» вышла долгая и содержательная беседа. Я попросил ее дать мне какую-нибудь вещицу, полученную от Арне Албу, — открытку, письмо, визитную карточку, да что угодно. План состоял в том, чтобы положить эту вещицу рядом с ней, — тогда бы вы точно решили, что убил ее Арне Албу. Но у нее оказалась только фотография его семьи, сделанная у их загородного дома, которую она взяла из фотоальбома. Я подумал, что вам будет сложно разгадать эту загадку без моей помощи. И тут мне в голову пришла мысль. Госпожа «беретта» подсказала ей сказать мне, как войти в загородный дом Албу: что ключ спрятан в фонаре.
Застрелив ее — не хочу описывать в деталях, как это произошло, потому что меня ждало разочарование (ни страха, ни раскаяния с ее стороны), — я положил снимок в ее туфлю и сразу же рванул на Ларколлен. Мне надо было — как ты уже наверняка знаешь — спрятать запасной ключ от квартиры Анны на даче Албу. Сперва я хотел прикрепить его к задней стороне бачка в туалете — мне эта мысль очень понравилась; если помнишь, Майкл в «Крестном отце-1» достал пистолет из бачка. Но потом я подумал, что вряд ли у тебя хватит воображения, чтобы поискать там, да и смысла в этом никакого не было. Вот я и положил его в ящик ночного столика. Так легче, не правда ли?
Тем самым сцену я подготовил, и теперь тебе и другим марионеткам предстоит на нее выйти. Надеюсь, кстати, ты не обиделся, что я оставил для вас кое-какие подсказки, ведь интеллектуальный уровень полисменов не впечатляет. То есть не слишком высок.
Засим прощаюсь. Благодарю за компанию и помощь, мне было весьма приятно сотрудничать с тобой, Харри.
С#MN»
Глава 34 Pluvianus aegyptius[48]
Одна полицейская машина припарковалась прямо перед воротами, ведущими во двор, другая перегородила Софиес-гате у перекрестка с Довре-гате.
Том Волер распорядился не включать ни сирены, ни мигалки.
По радиотелефону он проверил, все ли на месте, и сквозь треск в эфире получил краткие подтверждения, что все в порядке. Иварссон сообщил, что прокурор дал добро на задержание и обыск ровно сорок минут назад. Волер сразу же отказался от предложения задействовать группу «Дельта», сказав, что сам будет руководить операцией и что люди его уже наготове. Иварссон настаивать не стал.
Том Волер потер руки отчасти от ледяного ветра, дувшего со стороны стадиона «Бишлет», но больше всего от радости. Арест для него — самая любимая часть работы в полиции. Он понял это еще в детстве, когда они с Йоакимом осенними вечерами лежали в засаде в ожидании паршивцев из жилкооператива, повадившихся красть яблоки из родительского сада. И они появлялись. Обычно группой в восемь-десять человек. Но сколько бы их ни было, всех их тут же охватывала паника, как только они с Йоакимом зажигали карманные фонарики и начинали орать в самодельные мегафоны. Они использовали тот же метод, что и волки в охоте на северного оленя, — выбирали самого слабого. Но если Тома больше всего привлекало задержание — сам процесс охоты, захват жертвы, — то Йоаким осуществлял акт наказания. Он проявлял такие творческие способности в этой области, что, случалось, Тому приходилось осаживать его. Не потому, что он сострадал этим воришкам, а потому, что — в отличие от Йоакима — умел сохранять хладнокровие и рассчитывать последствия содеянного. Том часто думал, что не случайно жизнь Йоакима сложилась именно так — он уже был помощником судьи городского суда первой инстанции Осло и его ожидала блестящая карьера.
