В такие минуты больше всего меня пугало бессилие всех окружающих. Ни я, ни мама, ни бабушка, никто либо другой ничего не мог с этим поделать. Мистер Ходжкин, уже тогда работавший местным доктором, лишь делал ему блокады, снимавшие сильные приступы боли. Ничего, кроме этого, он предложить не мог. Но даже не смотря на боли во всех суставах летом дед перебарывал самого себя и отправлялся в своём, словно забывая о своём недуге. Бабушка в шутку говорила: «Тебя лес словно колдует! Или ты с ним в сговоре?»
Звон птичьих переливов заполняет уши вокруг, перемешивая ощущения от воспоминаний с настоящим. Один великий физиолог сказал: «Нет никакой разницы в процессах, обеспечивающих в мозгу реальные события, их последствия, или воспоминания о них». Если записывать с мозга «картинку» во время галлюцинаций, то её будет невозможно отличить от той же, когда мозг реально что-то воспринимает, а не придумывает сам. Похоже также дела обстоят и с памятью. Треск сухой ветки. Странно. Раньше я не встречал настолько сухих веток. Может и правда на материке становится суше.
– Привал! – слышится издалека голос Тода.
– Делаем привал! – кричит Абиг, разворачиваясь к нам – идущим сзади.
Мы останавливаемся и рассаживаемся по пням и кочкам. Мне достаётся обширный тёмно-коричневый пень. Полукружева бирюзового лишайника дорожками спускаются по извилинам потрескавшейся коры. Я сижу один. В животе урчит. Желудок требует немедленного наполнения. Странно я пил совсем немного, жажды нет. Сьюзан приносит мне пару сырных, уже несколько почерствевших лепёшек и кружку то ли морса, то ли какого-то кислого компота. Я рад и такому пайку.
– Как думаешь – мы доберёмся до базы живыми? – спрашивает Патрик, зашедший своей жене за спину.
Я смотрю в его живые глаза. Они почти не изменились с детства. Всё такие же с чуть хитроватым прищуром, но я впервые в них вижу настоящий страх, тот, который невозможно спутать ни с чем иным.
– Думаю, Вы доберётесь, если будете достаточно осторожны, – отвечаю я спокойно. Внутри досадная обида всё ещё подтачивает сознание.
– Это значит, что ты не с нами или ты планируешь покормить собою местное зверьё? – задаёт вопрос Патрик, стараясь выглядеть, как и всегда немного цинично, но лёгкое дребезжание в голосе выдаёт его тревогу.
– Это означает, что мне неизвестен исход наперёд.
Сьюзан разворачивается и уходит, делая вид, что ей безразличен наш разговор.
– Да брось ты! Я же знаю, что ты решил свалить!
– Ну, так, если знаешь, чего тогда спрашиваешь, – мне не хочется вообще это обсуждать с Патриком.
– Трэй, ты же знаешь, что это глупо. Ты подохнешь один.
– Возможно, – я пожимаю плечами.
– Сообщить перед отсоединением, если нетрудно. Попрощаемся хоть нормально. Ок?
– Хорошо.
Патрик уходит и, мои мысли заполняются Равартой. Она сидит в десятке метров от меня и о чём-то тихо беседует с Даной. Мы теперь словно спутники разных планет. По отдельности, без возможности попасть на одну орбиту. Если я покину их, Тод явно позаботится о ней лучше, чем я. Куда мне до него? Я даже в человека толком выстрелить не могу. Привал вскоре заканчивается, все спешно собираются, а я заглатываю остатки лепёшки, заталкиваю куски теста в рот пальцами.
Наша колонная чуть перестраивается и теперь я иду за Тодом. У него на руке повязка, чуть выше локтя. Его сноровки не хватило в схватке с опасным зверем? Повязка обильно кровит. Это не очень хорошо, видимо рана слишком глубокая. Не удивлюсь, если это укус медвемурвьеда. В слюне запросто мог присутствовать яд, который теперь усугубляет положение и препятствует быстрому заживлению. Думая об укусе, я вспоминаю про свою рану. К удивлению, мой мозг уже научился не замечать ноющую боль со вставками острой рези.
– Ты сегодня наши глаза, Олави! – Тод кидает вперёд белокурому пареньку с огромным биноклем. Олави идёт впереди всех и вертит с биноклем в разные стороны. И как он успевает что-то разглядеть?!
Вырубка постепенно расширяется, превращаясь в подобие длинной поляны. Расстояния между деревьями становятся шире. На смену соснам и елям приходят всё больше лиственных пород деревьев.
– Беспилотники! – раздаётся знакомый голос Раварты. – Справа!
Я оглядываюсь и вижу, что она тоже с биноклем, как и Олави.
– Ныряйте в чащу! – раздаётся чей-то голос спереди.
Сверкающие пятки восстановителей несутся в сторону густой листвы. Прихрамывая, я волоку раненую ногу, стараясь держать темп. Впереди почти прыгая на одной ноге, бежит та девушка, которую ранили два дня назад. Когда она почти достигает чащи, её больная нога застревает в торчащих над землёй корнях трухлявого пня, и она со стоном валится на гниющую листву. Я подбегаю к ней и помогаю высвободить ногу. Ботинок намертво засел между двух отростков. Беспилотники должны быть уже где-то совсем близко. Чёрт! Я пытаюсь расшнуровать её ботинок, но она изворачивается и дотягивается до моей кисти и крепко сжимает, не позволяя мне этого сделать.
– Снимай ботинок! – ору я.
– Что?!
– Дай мне снять ботинок! Он намертво застрял! Времени нет!
Она с неохотой отпускает мою руку. Мои трясущиеся пальцы с трудом дёргают за шнурки в неистовом темпе.
– Трэй! Сверху! – раздаётся её голос.
Я оборачиваюсь и вижу, как двое беспилотников летят над кронами деревьев с противоположной границы поляны. Я резко дёргаю ногу девушки, от чего она вскрикивает, и утаскиваю за ствол дерева. Руки сами прижимают несколько нижних веток в попытке укрыться от летальных аппаратов. Беспилотники пролетают мимо, удаляясь вдоль просеки. Может, они подумали, что мы не настолько идиоты, чтобы идти по столь хорошо обозреваемой местности? Если так, то мы идиоты.
– Уберите это! Аааа!!! Пат… - раздаётся вопль Сьюзан.
Следует ещё несколько воплей. Только не могу разобрать чьих. Выстрел. Ещё и ещё. Опять вопли. Выстрелы. Мы стараемся ползти на крик, но интуиция подсказывает, что лучше туда носу не совать. Поднимаюсь на ноги и помогаю привстать девушке. Она опирается рукой мне на плечо. Ставя кончики пальцев в мох, она брезгливо морщится. Идти с оголённой ногой не только неприятно, но и опасно. В лесу полным-полно змей, но сейчас думать об этом не приходится. Мы идём на звуки.
– Назад! – навстречу бежит Хенрик, за ним Левия. – Трэй! Дженет! Не ходите туда!
Тод и Раварта несут молодого мужчину-восстановителя лет тридцати. Я не могу разобрать, что у него с головой. С неё что-то словно свисает. Кэтрин бежит с ними рядом и на ходу пытается достать что-то из аптечки. Когда они приближаются, то я узнаю бутон Альдрованды, намертво прилипший к правой части лица мужчины. Он стонет и машет руками. Раварта старается их держать, чтобы он не прикасался ими к лицу.
Мужчину укладывают на сухой мох, совсем неподалёку от границы вырубки и Кэтрин ицетом начинает осторожно стягивать остатки бутона с кожи головы. Щёлочь течёт по его шее, от чего в воздухе можно учуять запах палёного мяса. Когда куски срубленного с частью массивного стебля Альдрованды убраны, на их месте остаётся разъеденная щёлочью щека и выцветший белый глаз. Волос с этой стороны тоже не остаётся. Кожа слезла как кусочки тряпицы. Кэтрин обрабатывает место химического ожога какой-то мазью. Мужчина стискивает зубы, а Раварты крепко держит его руки. Через некоторое время в слезах и соплях, стекающих с носа, Патрик несёт на руках Сьюзан. Она не успела надеть куртку и её руки оказались лакомым куском для Альдрованды.
