И тут я отвлекся. Я снова увидел Якоба… То есть Джейкоба… Короче, вы поняли. Парень стоял прямо у окна, в той же рубашке и шортиках, в каких я запомнил его в первый раз. Странно: морда отчима была повернута прямо в его сторону, но, по ходу, для Себастиана пацан оставался прозрачным, как воздух. Отчим бухтел чего-то про то, как он любил своего брательника, а Джейкоб сказал что-то — одними губами, без звука. Но я видел эти слова раньше в зеркальном отражении. "Я не один". Потом он шагнул к телескопу и стер пальцем пыль в одном месте на корпусе. Отошел в сторонку и смотрит на меня, будто ждет чего-то.
Я слез с Севы — тот даже заткнулся от удивления. Потопал к трубе на штативе. Глянул туда, где Джей пальцем повозил. Точно, вроде из-под пыли надпись проступает. Гравировка. Я потер немного металл, и опа! Вот оно! Выходит, Себастиан мне снова врал.
Я молча попер обратно, присел у отчима между ног, ухватил за волосатую мошонку. Мой призрачный друг улыбнулся прозрачными губами и пропал.
— Так как, — говорю, — Лукас сам утонул?
— Нет! — бедняга даже изогнулся весь кренделем, пытаясь уползти от возмездия. — Не надо! Я все расскажу!
— Значит, у нас будет вечер откровений, — похвалил я. — Вот только сказок не надо, Шахерезада. Один раз еще соврешь — и чик-чик! — я приложил холодное лезвие к сморщенной потной коже.
— Лукас правда очень плохо плавал. Почти не мог держаться на воде, — заторопился Сева, глотая слоги. — В тот день мы поссорились. И я… я толкнул брата. Он упал с плота. Звал на помощь, кричал, но…
— Мне что, из тебя каждое слово вытягивать? — поторопил я отчима и потянул.
— Я прыгнул в воду слишком поздно, — прохрипел он. — Больше для виду. Понырял немного и повел плот к берегу. Все мне поверили. Только отец будто подозревал что-то. С самого начала.
— Почему ты не помог брату? — спокойно спросил я. Джейкоб показал мне ответ, но мне хотелось, чтобы отчим сказал это сам.
— А почему я должен был спасать этого маленького похотливого гавнюка?! — старая ненависть, по ходу, все еще кипела в Себастиане. Морда налилась кровью, он шипел и плевался слюной вперемежку с соплями. — Папа всегда больше любил его, всегда! Что бы я ни делал, как бы ни старался угодить, все было не так. У Лукаса все получалось лучше. Если я плакал, мне доставались только насмешки и затрещины. Если ревел Лукас, папа покупал ему подарки и сладости. Младший брат бегал быстрее, забивал больше голов, успевал в школе, с первой попытки разводил костер…
А потом случилось это. Папа подарил Лукасу телескоп на день рождения. Астрономией мы увлекались вместе, а телескоп получил чертов Лукас! Да еще с дарственной надписью! Папа знал, что я всегда мечтал о таком, а подарил его сопляку, который младше меня на полтора года! Брату он и не нужен был особенно. Это мелкое дерьмо возилось с ним больше, чтобы досадить мне. Так я думал сначала. Но в тот день, на плоту, Лукас рассказал мне, какие звезды он рассматривает с отцом на башне. А я… я ведь думал, что хоть в чем-то особенный! Что папа выбрал меня, потому что именно меня любит по-настоящему… — Сева всхлипнул в голос, и вдруг глухо зарычал. — И тут этот сопляк заявляет: папочка всегда говорит, что я трахаюсь лучше тебя! Тогда я ответил: "Зато я плаваю лучше!" И толкнул его в воду…
Себастиан дернулся, будто повторял то движение, сделанное так много лет назад, и стоившее другому ребенку жизни.
— Сколько ему было тогда? — я серьезно раздумывал, не стоит ли мне снова нарушить свое обещание: оттяпать отчиму хозяйство и оставить ублюдка истекать кровью. — Четырнадцать?
— Откуда… — Сева удивленно хрюкнул, глотая сопли, — откуда ты знаешь?
— Прочитал гравировку на телескопе, — объяснил я. — Поэтому ты подарил его Джейкобу на четырнадцатилетие? А надпись сделал на книге, потому что на телескопе уже была одна? Интересно, своему ангелу ты тоже врал, что твой педофильский папочка подарил игрушку тебе?
Сева задергался в веревках, заревел почти невнятно от ярости:
— Не смей так говорить о моем отце!
Тогда я пересел ему на спину и вырезал там "N".
— Так ты угадал слово, сволочь? — спросил я, когда Сева отвизжался. — Не понимаю, что ты там скулишь. И вообще, побереги голос — я еще только начал. Ах, ты хочешь, чтобы я закончил? Тогда скажи, что случилось с Джейкобом.
Тут Сева заканючил, что ему плохо, что он скоро помрет от потери крови, что у него пересохло в горле — короче, пробивал на жалость. Даже просил врача вызвать. Обещал, что никому не скажет, что это я сделал. Мол, навешает полиции, что это грабители его так уделали, когда он им код от сейфа говорить отказался. Значит, у нас дома еще и сейф есть, где деньги лежат? Да, Сева оказался полон сюрпризов.
Ну, открыл я вино, дал ему пососать из горлышка. Думал, отчим разговорчивей станет. Но Сева уперся рогом. Мол, Джейкоб все сделал сам. Выпил снотворное и залез в джакузи, когда дома никого не было. Себастиан его нашел уже мертвым, когда вернулся с работы. Ну и припрятал тело. Испугался, подонок, что все его игры в рыбок и анемонов вскроются. А жене потом сказал, что пацан заходил домой и укатил на велике купаться.
Куда он дел труп, Сева признался не сразу. Пришлось ему последнюю букву нарисовать. Оказалось, действительно утопил. Только совсем не в нашем озере. Не удивительно, что водолазы ничего не нашли.
Я посидел немного, подумал.
— А где, — говорю, — мать Джейкоба? С ней тоже что-то интересное случилось?
— Нет, — Себастиан дышал тяжело, с хрипами. По ходу, еще немного и отключится. А еще рано. — Мы просто развелись, и она уехала. Обратно, в ЮАР.
— Думаю, ты мне врешь, — я потянулся и взял стоявшие на полу перец и соль.
Отчим почувствовал мое движение и попытался скосить глаза себе за спину.
— Джек… Джек, не надо! Пожалуйста! Я сказал правду! Правду-у-у!
Как это там поется в старой песне, которую иногда слушала ма? "Не сыпь мне соль на рану"? Мля, по ходу, это действительно больно. Мне пришлось заклеить отчиму пасть, так он орал. Потом я добавил перцу сверху. Потом смотрел, как он корчится, и писал все это в свою тетрадь.
Когда я закончил, часы Себастиана показывали полпятого утра. Отчим еще был в сознании, но лежал тихо, не дергался. Все тело блестело от пота; он прокладывал светлые дорожки на спине и боках. Мне пришлось сорвать скотч, закрывавший рот. Боялся, что Сева задохнется. Клейкая лента отошла вместе со щетиной, но мужик даже не пикнул. Закалился, видать.
— Что теперь, Джек? — прошептал он, скосив на меня опухший, покрытый кровавыми прожилками глаз. — Или ты еще не придумал? Исчерпал свою фантазию?
— Ну почему же, — я принялся собирать разбросанную по полу одежду. — Сейчас спущусь в подвал и поиграю с отопительной системой. Газовые шланги такие ненадежные. Но сперва принесу сюда свечек. Ты же любишь смотреть, как горят свечи, Себастиан? Это ведь так романтично.
