Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Государь вздохнул, не возражал. Он хотел высказать мысли, которые мучили его.
— Наверное, я правил не так, как надо, но я никогда не желал зла ни одному из моих подданных. Я и от трона отрекся только потому, что хотел добра России, людям. Бог видит, что я говорю чистую правду. А народ меня третирует…
— Государь, вы за народ принимаете случайное сборище грубых людишек. Толпа — это особого рода организм, агрессивно-подлый, ничего общего не имеющий даже с теми индивидуумами, которые его составили. Агрессивная толпа, сбивающаяся в единое стадо, — это грязь, это наказание Божье, которое надо выжигать каленым железом. Рвань во все времена вопила: «Распни Его!» Толпа и народ — понятия совершенно разные. Народ — это миллионы крестьян, которые работают от зари до зари, кормят себя и нас. Народ — это рабочие с умелыми и добрыми руками. Народ — это Иоанн Кронштадтский, Серафим Саровский, Лев Толстой, Александр Пушкин, Александр Невский и Суворов, Екатерина Великая и Государь Освободитель. Это та беспрерывная цепь чистых и сильных духом людей, беззаветно служивших трону, Отечеству и Богу. Я все сказал, государь!
Государь, опустив взор, долго молчал. Потом посмотрел в глаза Соколова и с твердой убежденностью произнес:
— Русский народ велик, а толпа — безумна и страшна.
Соколов вдруг вспомнил: почти эти же слова сказал и Максим Горький при их последней встрече. Удивительно!
Они расстались — навсегда.
Подозрительный революционер
Соколов решил: «Сразу же на пристань! Надо узнать, когда отходит пароход, и на первом же — в Тюмень, а там на железную дорогу, в Петроград. Сокровища? Для начала их надо будет получше спрятать».
Он прошел мимо постовых, с облегчением вздохнул, оказавшись за оградой. Вдруг кто-то окликнул:
— Доктор! Вы уже освободились?
Перед ним стоял Панкратов.
Соколов отвечал:
— Я оглядел полость рта Николая Александровича, у него все хорошо.
— Надо же, а мне жаловался: «Зубы ноют, врача, врача…»
— Это порой бывает от сквозняка, когда надует…
— А меня когда лечить начнете?
— На днях! — неопределенно ответил Соколов.
Панкратову, человеку наблюдательному, стало казаться подозрительным: «Почему доктор постоянно за собой мешок таскает?» Он строго сказал:
— А зачем казенный инструментарий уносите? Тем более что и печати с мешка уже сорвали…
— У меня инструментарий сохранней будет.
Панкратов подумал, почесал пальцем затылок, с упрямством сказал:
— Нет, инструмент казенный, пусть в казенном доме и лежит… Отнесите!
Соколов, начиная свирепеть, выдавил сквозь зубы:
— Что вам дался этот мешок? Держите и хоть на шею себе повесьте! Объяснять все свои поступки надо? Я буду делать сложный состав для наркоза, а дома этим заниматься удобней.
Панкратов махнул рукой:
— Хорошо, составляйте! Надо еще офицерам, которые из охраны, помочь. Они узнали, что зубной доктор приехал, и ко мне обращались. Сегодня вечером принять можете?
Соколов в ответ прогудел что-то непонятное. Он отправился в дом к Маше, чтобы под кровать сбросить мешок с бриллиантами — на произвол судьбы, а оттуда идти на пристань, узнавать расписание.
Зато Панкратов направился в канцелярию оформлять временный пропуск доктору Рошковскому.
Политическое сумасшествие
Начальник пристани сообщил Соколову нечто жуткое:
— Дым разбираешь на горизонте? Это пароход «Русь» навигацию уже завершает. Лед уже у берегов стоит, куда ж тут ходить по воде? Умный хозяин сани запрягает! — И засмеялся коротким, лающим смехом.
Соколов взглянул вдаль. Действительно, черный дым, валивший из трубы, еще можно было разобрать на горизонте.
«Так что теперь делать? Все зубы Панкратову выдернуть? Ладно, а если серьезно: как отсюда выбраться?» — рассуждал Соколов, медленно идя через Ба зарную площадь, по случаю субботы переполненную продавцами и покупателями. Вдруг его окликнул знакомый голос:
— Господин доктор! Здравствуйте пожалуйста!
Соколов увидал пароходного знакомца — Андрея Швыдкого. Он нес тяжелую корзину, нагруженную кусками свинины. Объяснил:
— Свинью заколол, на пятнадцать пудов откормил. — Поставил корзину на снег. — Не свинья — слон африканский. Ирина запаривала зерно, свеклу, картошку, кукурузу, вот и вырастила животное. Симу я поставил в мясной ряд торговать. Подешевле пустили, чтоб нынче же домой вернуться. Когда, доктор, к нам в Телебеевку пожалуете?
— Хоть сейчас же!
— Что, правда?
— Не шучу. Однако завтра с утра сумеете доставить меня до ближайшей железнодорожной станции?
Лицо Швыдкого растянулось в улыбке, но глаза у него всегда оставались холодными.
— Обязательно отвезу, лошадь у меня хорошая. Вот Ирина обрадуется! У нас только и было разговора о вас. Но придется малость обождать, поедем домой ближе к вечеру.
— Не боитесь волков?
— Боюсь, да ружьишко есть, и расторговать надо, свинины привезли нынче пудов шесть. Остальное для себя на зиму засолим.
— И почем торгуете?
— Дешевле, чем другие, просим за пуд по пять рублей с полтиной, а фунт — пятиалтынный. С утра уже почти пуд отдали, недорого все ж.
— Давайте, Андрей Петрович, я у вас оптом все заберу.
— Ну? Зачем вам-то?
— Держите для ровного счета тридцатку! И рубите кусками фунта по два…
Соколов встал рядом с Симой, зычным голосом крикнул:
— Православные! Свежая свининка, еще вчера хрюкала, а нынче к вам на сковородку просится. Подходи, бери бесплатно, каждому по куску!
…Через три минуты весь товар расхватали, только одному мужику ребро сломали, другому нос в лепешку в драке расквасили да еще одного малость помяли. Но все остались довольны. Дармовщинка для нашего человека всегда сладкой бывает.
Соколов заехал к Маше, подарил ей десять рублей, поцеловал в губы, вынул из-под кровати мешок с сокровищами и вместе с супругами Швыдкими покатил в деревню. По счастью, Панкратов не встретился.
* * *
Пришла пора сказать несколько слов об Андрее Швыдком. Родился он в славном городе Саратове. Его отец преподавал математику в местном земледельческом училище, но страдал падучей и умер, когда сыночку было лет десять. Ребенок у вдовы был единственным. За мужа она получала хорошую пенсию и жила неплохо.
Андрей с раннего возраста отличался странностями. Он любил рядиться в смешные одежды. Когда ему было шестнадцать лет, надел платье своей матери и отправился в нем в училище. Прохожие и товарищи по учебе умирали со смеху, а Андрей с уморительным видом разыгрывал роль легкомысленной девушки и делал непристойные предложения.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
