Конечно, не совсем пустом и вовсе не темном. Ведь Арт наверняка уже вернулся. Но Арт — не Роуз. А Ханне очень хотелось, чтобы ее увидела именно мама. Чтобы Роуз сказала, как она прекрасно выглядит. Чтобы Роуз поняла, что ее дочь не так уж плоха.
Но первой навстречу девочке поднялась Майда.
— Да вы только подумайте! — воскликнула она с неподдельной радостью и, обняв Ханну за плечи, оглядела ее с головы до ног. — Ты просто восхитительна. Но где же наша малышка? Ведь это уже совсем взрослая девочка!
— Это я. — Ханна застенчиво улыбнулась, и глаза ее обратились к матери.
— Ну и как твой день рождения? — спросила Роуз. На миг всем показалось, что кромешную тьму прорезал яркий луч солнца.
— Классно, — отозвалась Ханна и тут же сообщила сестрам: — У меня есть подарки.
Малышки со всех ног помчались рассматривать их.
Боясь, что не удержится и скажет сестричке Роуз пару ласковых слов, Лили прошла в дом, села за рояль, подняла крышку и коснулась клавиш. Очень скоро ее злость испарилась — помогли простенькие арпеджио, от которых она перешла к медленной классике. Совсем успокоившись, Лили стала наигрывать современные песенки, неторопливые, простые и милые. Вспоминая слова, она начинала напевать, а то и просто мурлыкать что-то себе под нос. Мало-помалу Лили так растворилась в музыке, что не услышала, как вошла Майда. Она не чувствовала ее присутствия и после того, как закончила песню. Потом откинула голову и только тут заметила мать.
— Они уже уехали?
Майда кивнула.
— Скучаешь по инструменту?
Лили молча провела пальцами по клавишам.
— Ты могла бы работать в музыкальной школе, — сказала Майда.
— Здесь?
— Это ведь то же самое, что и в Бостоне.
— Но тут же есть, наверное, преподаватель?
— Он их не устраивает. Директор — мой знакомый. Хочешь, я замолвлю за тебя словечко?
Это предложение польстило Лили. Но ведь неизвестно, надолго ли она тут останется. Майда нахмурилась.
— Ну что? История повторяется?
— Какая история? — удивилась Лили.
— Роуз… Только что… — с трудом выдавила Майда. — Это то же, что я делала с тобой?
Сердце у Лили заколотилось. Она уткнулась взглядом в клавиатуру.
— Скажи мне, Лили.
— Обстоятельства иные…
— Но результат тот же?
Лили кивнула.
Майда сложила руки на груди и подняла глаза к потолку. Поразительно, но в них блестели слезы.
Лили смутилась. Она никогда не видела маму такой.
Майда посмотрела в глаза дочери.
— Прости, — с трудом выдавила она. — Я виновата перед тобой.
— Ничего, ты ведь совсем другого х-х-хотела. Ты была занята: отец, клубы, да еще трое детей. Да и потом, у меня была Селия.
— Я виновата, — с вызовом повторила мать. Напористый тон Майды вовремя напомнил Лили, где ее место.
— Тогда почему ты так поступала? Из-за моего заикания? Но я же делала это не нарочно.
— Знаю.
— Неужели меня так трудно было любить?
В глазах Майды застыл ужас.
— Но я любила тебя. И люблю.
— Ты ни разу не сказала об этом. И никогда не проявляла этого. Ты радовалась, когда я уехала.
— Это казалось разумным после того, как… после того случая.
— Я не крала ту машину.
— Знаю.
— Но ты хотела, чтобы я уехала.
Майда покачала головой.
— Почему? — спросила Лили.
Майда снова покачала головой.
Лили собиралась спросить, что мать имеет в виду, но не стала. Нет, не нужно никаких конкретных ответов. Лучше всего, чтобы Майда подошла сейчас к дочери и обняла ее. Если бы она это сделала, Лили простила бы ей все.
Но она не подошла. Она так и стояла в дверях с тем же выражением муки на лице. Потом отвела глаза, низко склонила голову и вышла.
— Завтра я смогу пропустить работу, — сказала Лили.
Она и Джон лежали в ее постели, лицом к лицу, и освещала их только полная луна — последняя перед днем осеннего равноденствия. Пара гагар заливалась трелями на озере. Это действовало умиротворяюще, но в глубине души Лили оставалась злость.
— Как все прошло? — спросил Джон.
— Мама, наконец, обратила на меня внимание.
— Вы опять ссорились?
— Нет.
— Понимаю. Значит, вежливо обменялись мнениями?
— Не стану тебе говорить. Ты напишешь об этом в своей книжке.
— Угу. Особенно если вспомнить наш уговор. Ведь я могу использовать лишь те твои слова, которые сказаны, когда ты одета.
Да. Именно так они уговорились. И Лили верила, что Джон сдержит обещание.
— Она извинилась.
— За что?
— За прошлое.
Джон поднял голову от подушки.
— Ну и ну! Это уже кое-что, не так ли.
— Да.
— Но?..
— Но этого недостаточно.
— Ты слишком требовательна, — ласково сказал Джон.
— Да.
Действительно, еще месяц назад Лили вполне удовлетворилась бы извинением. Но месяц назад, в Бостоне, ей было безразлично, что происходит в Лейк-Генри. Теперь же, живя здесь, она внезапно почувствовала, что ей нужно больше.
— Майда ужасно ко мне относилась. Она заставляла меня д-д-думать, что я никому не нужна, никем не любима и вообще урод.
— Ты никогда не была уродом.
— Внутренний урод. Словно во мне что-то не так. Знаешь, кто заставил меня изменить мнение о себе?
— Кардинал?
— Да. Он убедил меня, что все мы совершаем ошибки. Пусть так, но мои теперь известны всему свету. Я хочу знать о ее ошибках. Хочу понять, что она ко мне чувствует и почему. Пусть она скажет, что дело было не во мне.
В среду Лили все-таки пошла на работу. Излив душу Джону, она крепко заснула, а утром почувствовала себя умиротворенной и спокойной.
Майда, напротив, выглядела усталой. Впервые в жизни Лили поняла, что значит вдовство для такой женщины, как ее мать. Майда прожила с Джорджем почти тридцать три года, следя за домом, пока он занимался бизнесом. Теперь же на ее плечах лежало и то и другое. И не к кому было притулиться ночью, и никто не мог обнять ее.
Но у Майды было дело. И судя по всему, она неплохо справлялась с ним.
Лили восхищалась этим и сочувствовала матери, видя, как та, выпрямляясь после сортировки яблок, потирает поясницу. Когда объявили перерыв на ленч, Лили задержалась, поджидая ее, и они вместе пошли к дому.
