Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
По тем же соображениям, продавая дома, учитывают не только их размеры и внешний вид, но также скорость. Ибо чем быстрее передвигается дом, тем медленнее идут часы в доме, и у жильцов оказывается на руках больше времени. В зависимости от скорости жилец быстрого дома за один только день может выгадать на своих соседях несколько минут. Эта одержимость скоростью распространяется и на ночь, когда ценное время накапливается или тратится во сне. По ночам улицы ярко освещены, чтобы снующие дома могли избежать неминуемо фатальных столкновений. По ночам люди грезят скоростью, молодостью, перспективами.
В этом скоростном мире, увы, не сразу оценили одно обстоятельство. Вот логическая тавтология: впечатление, относящееся к движению, от начала до конца относительно. Когда двое идут по улице, каждый воспринимает другого в движении, как пассажир поезда воспринимает деревья пролетающими мимо окна. Соответственно, когда двое идут по улице, каждому кажется, что чужое время движется медленнее. Каждому кажется, что другой выигрывает время. Эта повязанность может свести с ума. Хуже того, стоит обставить соседа, как тот наддает тоже.
Разочарованные и подавленные люди перестают смотреть в окна. Они опускают шторы и уже не знают, как быстро они движутся, как быстро движутся их соседи и конкуренты. Они встают утром, принимают душ, едят плетеный хлеб с ветчиной, садятся за рабочий стол, слушают музыку, разговаривают с детьми, живут в свое удовольствие.
Некоторые утверждают, что только гигантские башенные часы на Крамгассе держатся правильного времени – они одни стоят на месте. Другие замечают, что и гигантские часы находятся в состоянии движения, если их наблюдать с реки Аре или с облака.
Интерлюдия
Эйнштейн и Бессо сидят в уличном кафе на Амтхаусгассе. Полдень. Бессо уговорил друга бросить дела и немного продышаться.
– Ты не очень хорошо выглядишь, – говорит Бессо.
Эйнштейн пожимает плечами – отчасти смущенно. Проходят минуты, а может, всего-навсего секунды.
– Я продвигаюсь, – говорит Эйнштейн.
– Я вижу, – говорит Бессо, тревожно вглядываясь в темные круги под глазами друга. Возможно также, что Эйнштейн снова перестал есть. Бессо вспоминает, что сам выглядел так же, хотя по другой причине. Это было в Цюрихе. Неожиданно на пятом десятке умер его отец. Бессо с ним не особенно ладил и потому был убит горем и казнился чувством вины. Он забросил занятия. Тогда, к его удивлению, Эйнштейн забрал его к себе на квартиру и целый месяц опекал его.
Видя сейчас таким Эйнштейна, Бессо хочет как-то ему помочь. Но тот, ясное дело, не нуждается в помощи. Эйнштейн, полагает Бессо, не способен страдать. Он безразличен к тому, что творится с ним и вокруг.
– Я продвигаюсь, – снова говорит Эйнштейн. – Я думаю, тайны раскроются. Ты видел публикацию Лоренца, которую я оставил у тебя на столе?
– Гадость.
– Да, гадость и ad hoc[1]. Весьма маловероятно, что она верна. Электромагнитные эксперименты свидетельствуют о чем-то более фундаментальном. – Эйнштейн скребет усы и жадно грызет крекер.
Некоторое время оба молчат. Бессо кладет в кофе четыре куска сахара, а Эйнштейн уводит глаза на бернские Альпы, они далеко, их едва видно из-за дымки. Впрочем, Эйнштейн смотрит сквозь Альпы, в пространство. Это дальнозоркое смотрение порой оборачивается для него мигренью, и тогда он укладывается у себя на зачехленный зеленый диван и лежит закрыв глаза.
– Анна зовет тебя с Милевой пообедать на следующей неделе, – говорит Бессо. – Если нужно, берите мальчишку. – Эйнштейн кивает.
Бессо пьет вторую чашку кофе, отмечает за соседним столиком молодую женщину, заправляет рубашку в брюки. Он почти такой же неряха, как Эйнштейн, который в эту минуту рассматривает галактики. Бессо, конечно, тревожится за друга, хотя и прежде видел его в таком состоянии. Может, обед его отвлечет.
– В субботу вечером, – говорит Бессо.
– В субботу вечером я занят, – вдруг объявляет Эйнштейн. – Но Милева и Ханс Альберт могут.
Бессо смеется и говорит:
– В субботу в восемь часов. – Прежде всего он не может понять, зачем его друг вообще женился. Эйнштейн и сам не может это объяснить. Он как-то признался Бессо, что связывал с Милевой некоторые надежды на какой-то порядок в доме, но из этого ничего не вышло. Неубранные постели, грязное белье, груды немытой посуды – все как было. А с ребенком работы по дому еще прибавилось.
– Что ты думаешь о заявке Расмуссена? – спрашивает Бессо.
– Бутылочная центрифуга?
– Да.
– Слишком большая вибрация вала не пойдет на пользу, – говорит Эйнштейн, – но идея хорошая. Я думаю, сработает гибкая подвеска, она сама найдет свою ось вращения.
Бессо знает, во что это выльется, – Эйнштейн заново переработает проект и отошлет его Расмуссену, не требуя ни платы, ни даже слов благодарности.
Зачастую осчастливленные им адресаты даже не знают, кто переписал их патентные заявки. При этом нельзя сказать, чтобы Эйнштейну было безразлично признание. Несколько лет назад, увидев выпуск «Annalen der Physik» со своей первой публикацией, он целых пять минут кукарекал петухом.
2 июня 1905 г.
В отбросах находят раскисший бурый персик и кладут на стол, чтобы порозовел. Он розовеет, твердеет, в хозяйственной сумке его относят к бакалейщику, кладут на полку, снимают и пакуют в ящик, относят к дереву в розовом цвету. В этом мире время течет вспять.
В кресле практически недвижимая лежит увядшая женщина. У нее багровое обрюзгшее лицо, скрипучее, как шорох листьев на мостовой, дыхание, она почти ничего не видит и не слышит. Идут годы. Все реже ее навещают. Постепенно женщина набирается сил, начинает больше есть, разглаживаются тяжелые складки на лице. Она слышит голоса, музыку. Смутные тени, плотнея и наливаясь светом, обретают форму: это столы, стулья, лица людей. Женщина делает вылазки из своего домика, ходит на рынок, время от времени навещает подругу, в погожий день пьет чай в уличном кафе. Из нижнего ящика комода она достает спицы и пряжу, начинает вязать. Она улыбается, когда вещь получается удачной. Однажды в дом вносят ее мужа без кровинки в лице. Проходят часы, и его лицо розовеет. Он встает, сутулясь, распрямляется, говорит с ней. Ее дом становится их общим домом. Они вместе питаются, шутят, смеются. Они путешествуют, навещают друзей. В ее седой голове все больше каштановых прядей, в голосе звенят новые интонации. Она идет в гимназию на прием по случаю выхода на пенсию, начинает преподавать историю. Ей нравятся ее ученики, после уроков она спорит с ними. Она читает и за едой, и ночью. Встречается с друзьями, обсуждает историю и текущие события. Она помогает мужу с его бухгалтерией в аптеке, гуляет с ним в предгорьях, отвечает на его любовь. У нее разглаживается кожа, отрастают длинные каштановые волосы, делается упругой грудь. Впервые она видит своего мужа в университетской библиотеке, обменивается с ним взглядом. Она ходит на занятия. На ее выпуске в гимназии родители и сестра обливаются счастливыми слезами. Она живет в родительском доме, часами гуляет с матерью в ближайшем лесочке, помогает готовить. Она рассказывает сказки младшей сестре, ей самой читают на ночь, она совсем маленькая. Она ползает. Сосет грудь.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
