РОМАНОФФ: Колсон, как я и сказала, те атаки были посланиями.
КОЛСОН: И послание звучало как «пошла ты»?
РОМАНОФФ: Скорее, как «мы можем обвести тебя вокруг пальца».
КОЛСОН: Как все это выглядело?
РОМАНОФФ: Почти так же, как ты себе представляешь.
КОЛСОН: У меня богатое воображение. Мне представляются гранаты.
POMAHОФФ: Я справилась. После случившегося единственным, с чего я сдернула чеку, когда мы вернулись домой, был Старк.
КОЛСОН: Вернулись в пентхаус Говарда Старка на пляже Копакабана?
РОМАНОФФ: Да.
КОЛСОН: В тот, где есть дворецкий и бассейн на крыше?
РОМАНОФФ: Не обратила внимания.
КОЛСОН: Что было дальше? Тебе пришлось отслеживать жучок, который ты прикрепила к той девушке?
РОМАНОФФ: Я адресовала это дело парню, которому принадлежит половина мировых сетей радиовещания.
КОЛСОН: Ах да, наш человек из железа, любитель дворецких. Дай-ка угадаю, он был счастлив помочь…
РОМАНОФФ: Не сказала бы, что счастлив…
ГЛАВА 3: НАТАША
ПЛЯЖ КОПАКАБАНА, РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО,
ПЕНТХАУС СТАРКОВ, ОТЕЛЬ «КОПАБАНА ПЭЛИС»
– Нет, Тони, я не считаю, что ты мой компьютерщик. – Наташа сердилась, оборачивая электрический ожог на своем запястье скатанной в рулон марлей, добытой в одной из многочисленных стальных аптечек Говарда Старка. – Я сама себе компьютерщик.
– Прекрасно, ведь, как уже говорил, я сейчас кое-чем занят. – Лицо Тони смотрело на стоявшую спиной Наташу с монитора размером со стену; ей было трудно определить, где находится Тони, за его спиной было огромное бетонное полотно, возможно, стена подвала. Голос Тони отзывался эхом, словно в пещере. – Если точнее, занят шестью миллионами вольт энергии электронов. Возможно, это мой лучший шанс получить Нобелевскую премию по физике, ну, или что-то наподобие. О ЦЕРН слышала? Большой адронный коллайдер? Но ничего страшного. Думаю, это может подождать, ведь нужно восстановить твою почту.
«ЦЕРН? Что Тони делает в Швейцарии?»
Поскольку квантовая линия связи между Наташей и Авой была одним из самых продолжительных открытых исследований Тони в квантовой физике, Наташа отнеслась к этому с подозрением. Но такое выражение лица Старка было ей знакомо. Он не шутил.
В тот момент она была слишком нетерпелива, чтобы беспокоиться об этом. Наташа посмотрела на Тони.
– Ты закончил?
Тони пожал плечами.
– Думаю, да.
– Твой сервер уже завершил отслеживание пути передачи данных?
Тони проверил панель на своем цифровом планшете.
– Почти, – сказал он. – Не волнуйся.
Наташа разочарованно покачала головой.
– Я не могу просто так тут сидеть. Что-то опять происходит. Я чувствую это, хоть и не могу пока понять, как все события связаны между собой.
В прошлом году было трудно найти скрытые связи между украинской судоходной компанией и московским теневым военно-промышленным комплексом, не говоря уже о подпольной турецкой лаборатории и легендарной шпионской школе Ивана Сомодорова. Мысль о том, чтобы попытаться понять, как это все связано с произошедшим сегодня, казалась невероятной.
«Как это связано? Кого ты пытаешься обмануть, Наташа? Все, что происходит в твоей жизни, связано с одним местом и одним временем. "Красный отдел"».
В тот самый миг, когда Наташа убила Ивана Сомодорова, она поняла, что «Красный отдел» придет за ней. Она знала, что русская девушка у статуи Христа сама могла быть из «Красного отдела». Кроме того, у Наташи была лишь малая часть достоверной информации, которая позволила бы ей продолжить расследование, и это была та же самая зацепка, которая шесть месяцев назад привела их с Авой в Бразилию. Несколько слов, взятых из письма, переведенного с неизвестного украинского диалекта:
«КРАСНОМУ ОТДЕЛУ» НУЖНЫ ЮЖНОАМЕРИКАНСКИЕ ДЕНЬГИ.
Московская станция переслала это письмо в ЩИТ, а Мария Хилл – Наташе. Источник послания не был подтвержден и надежен, и агентам ЩИТа еще не удалось определить, не было ли послание фикцией. Все это, а также взлом «укуса» и таинственная девушка в конечном счете абсолютно ничего не давали. Однако… первый толчок, одна случайная ниточка или едва заметная трещина могут в итоге привести к падению целой стены.
Кое-что о стенах Наташа Романофф знала наверняка: они имеют свойство падать, особенно когда поблизости «Мстители».
«Возможно, это именно то, чего мы так долго ждали…»
– Думаешь, это они? – спросила Ава. Ей не требовалось произносить их наименование. Никого другого больше не могло быть.
– Это нам предстоит выяснить. – Наташа взглянула на Аву. – Что мы имеем? Лицо, если вообще сможем его узнать, цифровые записи, если сумеем их отследить?
– Что насчет камер наблюдения в Рио? Разве их нет на смотровой площадке статуи Христа? Могли остаться кое-какие записи, – сказал Тони.
– Этим уже занимается Мария Хилл. Она говорила, что ей понадобятся сутки. – «Хотя я не уверена, что эти сутки в моем распоряжении». – Давайте сосредоточимся на девушке.
В этой девушке в зеленом было что-то, что беспокоило Наташу, – какое-то навязчивое чувство, неуловимое ощущение дежавю. Хотя она и не могла определить, что именно ее беспокоило и почему… Что это все-таки было за чувство?
– Думаешь, она – последняя модель «Красного отдела»? Или связная? – предположила Ава. – И да, я знаю, кто такие связные, – добавила она, стараясь не выдать голосом то, как она гордится использованием в речи выученной в Академии лексики.
– Правильно, – ответила Наташа. – А это значит, что она может никем не быть и ничего не знать, кроме того, что нужно исполнять приказы и держать рот на замке. Так принято в СВР.
СВР. Служба внешней разведки Российской Федерации. Стоило Наташе произнести эту аббревиатуру, как по ее телу пробежала дрожь; даже спустя годы она все еще ощущала прилив холодного неконтролируемого страха, когда слышала три эти буквы.
Так же, как и прежнее ГРУ, нынешнее КГБ ничем не отличалось от СВР. Характеры выковывались из железа; они должны были стоять за слова, которые могли никогда не быть произнесены, за боль, которую они должны были всегда переносить.
«Вот как это работает, – подумала Наташа. – Алфавит страха».
Ава выглядела встревоженной.
– Ты действительно думаешь, что девушка в зеленом из СВР?
– Неужели СВР настолько глупы, чтобы так напасть на тебя? – Тони смотрел на Наташу скептически.
