Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 202
— Кажется, жизнь на границе оказалась не совсем такой, как она ожидала.
— Не могу представить больших перемен в жизни, чем переезд из вашего особняка в Старом Таресе в бедное поместье в Горьком Источнике.
— Но все же она не жалуется, — ответил он с мрачным удовлетворением в голосе. — Не грозится сбежать назад, ко мне, и не скулит, что заслуживает лучшей участи. Она принимает то будущее, которое сама предпочла. Я горжусь своей дочерью. Конечно, я бы выбрал для нее совсем другую судьбу. И никогда не поверил бы, что моей легкомысленной, ребячливой дочери хватит сил встретиться лицом к лицу с подобными трудностями. И тем не менее она справляется и даже преуспевает.
Лично я считал, что слово «преуспевает» несколько чрезмерно и не совсем точно описывает то, что делает Эпини, но придержал язык. Дядя Сеферт любит свою неуправляемую дочь. И если он гордится ее способностью жить в таких трудных условиях, мне не стоит его разочаровывать.
Я хотел оставить ему письма Эпини, но он настоял на том, чтобы я их забрал. Про себя я решил сделать ей выговор за то, что она заставила отца страдать; чем он заслужил подобное отношение? Он давал ей куда больше свободы, чем доставалось большинству девушек ее возраста, и она воспользовалась этим, чтобы выйти замуж за человека, которого выбрала сама. Даже после того, как она обесчестила себя, сбежав из дома и отправившись к больному Спинку, дядя не отказался от нее и устроил скромную свадьбу и проводы. Чего еще могла она от него ждать?
Когда я попрощался с дядей, он дал мне письмо для моего отца и небольшие подарки для матери и сестер, и мне удалось найти. Для них место в седельных сумках. Я заглянул в банк, чтобы обменять чек на деньги, а затем отправился в доки. Мой корабль уже грузился, и я обрадовался, что приехал заранее, потому что Гордецу досталось последнее приличное стойло на борту судна. Моя каюта, хотя и маленькая, оказалась очень удобной, и я с радостью принялся в ней устраиваться.
Мое возвращение вверх по реке оказалось не таким волнующим, как наше путешествие в Старый Тарес. Мы шли против течения, и, хотя настоящий весенний разлив еще не начался, выглядела река все равно внушительно. Судно двигалось не только с помощью гребцов, но и так называемым веревочным способом. Сквозь блок был пропущен канат, закрепленный на мачте, с другим его концом вверх по течению поднималась маленькая лодка. Как только человек на лодке привязывал его к какому-нибудь неподвижному предмету, например большому дереву, кабестан на судне начинал вращаться, наматывая его и подтаскивая корабль вперед. Тем временем закреплялся второй канат, и таким образом мы продвигались по реке, делая от шести до пятнадцати миль в день. Путешествие вверх по реке на одном из крупных пассажирских судов в большей степени величаво, чем быстро, и напоминает отдых на курорте, а не плавание.
Возможно, отец рассчитывал, что эта часть пути станет для меня подарком и даст возможность завести новые знакомства. Но я нервничал и постоянно спрашивал себя, не оказался бы я дома быстрее, если бы ехал верхом на Гордеце. Хотя на судне имелись разнообразнейшие развлечения, от азартных игр до поэтических чтений, я не получал такого же удовольствия от путешествия, как когда мы плыли вместе с отцом. Пассажиры оказались менее доброжелательными, чем встретились нам тогда. Молодые дамы поражали меня своим высокомерием, их надменность граничила с грубостью. Однажды, просто из вежливости, я нагнулся поднять ручку, упавшую со столика у кресла молодой дамы. Когда я наклонился, от моей куртки оторвалась плохо пришитая пуговица и покатилась по палубе. Дама и ее подруга разразились громким хохотом, одна невоспитанно показала на пуговицу пальцем, а другая только что не засунула в рот платок, чтобы скрыть свое веселье. Она даже не поблагодарила меня за протянутую ей ручку, а продолжала хихикать и даже фыркать, пока я преследовал беглую пуговицу. Схватив ее, я снова повернулся к дамам, подумав, что они могут вспомнить о хороших манерах, но они поспешно вскочили, собрали вещи и умчались, шурша юбками и веерами.
Чуть позже в тот же день я услышал у себя за спиной смешок.
— В жизни не видела такого толстого кадета! — произнес женский голос.
— Тише! — ответил мужской. — Разве не видишь, что у него будет ребенок! Не смейся над будущей матерью.
Я обернулся и увидел тех же двух дам и пару молодых людей, которые стояли на верхней палубе и смотрели на меня. Они тут же отвернулись, но один из юношей не смог сдержать прорывающийся хохот. Кровь прилила к моему лицу, я был одновременно и смущен, и разъярен тем, что мой вес вызвал столько веселья.
Я тут же отправился в каюту и попытался осмотреть себя в крошечное зеркало, впрочем, без особого результата, потому что я видел в нем примерно восьмую часть своего тела. Я решил, что их развеселило то, как плотно сидит на мне форма. Она действительно стала мне тесновата, и с тех пор, натягивая ее, я начинал опасаться, что выгляжу в ней смешно. Это отравило мне остаток путешествия, и всякий раз, когда я посещал музыкальные концерты или лекции, мне казалось, что где-то рядом сидят те самые дамы и разглядывают меня. Время от времени я видел их, часто вместе с теми же юнцами. Они беззастенчиво рассматривали меня, но избегали моего общества. Раздражение мое нарастало, а вместе с ним и смущение.
Нарыв прорвался, когда однажды вечером я спускался по лестнице с одной палубы на другую. Лестница была спиральной и довольно узкой. Мой рост и образовавшаяся полнота делали задачу довольно сложной. Я уже выяснил, что могу с ней справиться, если буду прижимать к себе локти и позволю ногам самим нащупывать ступени, не пытаясь смотреть вниз. Даже худощавые пассажиры не могли разойтись на лестнице вдвоем. Поэтому, пока я спускался, внизу собралась маленькая группа людей, ждавших, когда я освобожу проход.
Они даже не озаботились тем, чтобы понизить голос.
— Осторожнее там, внизу! — громко объявил один из молодых людей, когда я был примерно на середине.
Я узнал голос — именно он обозвал меня беременным. Моя кровь вскипела от ярости.
Затем я услышал визгливый и нервный женский смешок, потом другой мужской голос добавил:
— Боже мой, что это? Оно загораживает солнце! Оно протиснется? Нет, сэр, не сможет. Освободите дорогу, освободите дорогу.
Я сообразил, что он подражает зычному голосу матроса, который измерял глубину реки и сообщал ее капитану.
— Барри, прекрати! — прошипела одна из девушек, но с трудом сдерживаемое веселье в ее голосе лишь воодушевило его.
— Какая интрига! Он справится или скатится вниз? — воскликнул юноша.
Я как раз заканчивал спускаться, щеки у меня пылали, но отнюдь не от приложенных усилий. Внизу я встретил знакомую мне четверку в вечерних туалетах. Одна из девушек, продолжающая хихикать, промчалась мимо меня вверх по лестнице, быстро перебирая ножками в изящных туфельках и задевая желтым платьем перила. Ее высокий спутник собрался последовать за ней, но я загородил ему дорогу.
— Вы высмеивали меня? — спросил я его ровным, любезным тоном.
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 202
