Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Дальнейшую теоретическую разработку понятия мы находим в актуальной монографии И. Н. Блохина «Личность в пространстве массовой коммуникации. Начала ролевого анализа», где справедливо указано на то, что фейковая журналистика стала порождением феномена шоу-цивилизации. Авторы, практикующие методы фейковой журналистики, распространяют через СМИ информацию, которая выглядит достоверной и дает максимально возможный эмоционально-интеллектуальный эффект. Ее цель — манипулировать сознанием аудитории, управлять мыслями и чувствами людей.
Также необходимо определить сам термин «провокация». В общем смысле это действие или ряд действий с целью вызвать ответное действие тех, кого провоцируют. Результатом провокации является формирование тяжелых обстоятельств или последствий для провоцируемого. Впрочем, провоцироваться может не только индивидуум, но и группа людей, даже шире — все общество, страна. При этом результатом провокации может стать ожидаемое со стороны тех, кто провоцирует, бездействие адресата(ов). Ясно, что субъект, совершающий описываемое выше провокативное действие (группу действий), в научном и обыденном смысле называется провокатором.
Каковы особенности информационной (медийной) провокации? Для более точного ответа на этот вопрос полезно вспомнить происхождение слова «провокация», которое переводится с латыни (provocatio) как «вызов». Под информационной провокацией мы понимаем ситуацию вывода в публичный дискурс сведений, фактов, мнений, суждений, гипотез, версий, имеющих правдоподобный характер, но не основанных на РЕАЛЬНЫХ сведениях, фактах, мнениях и т. д. Понятно, что провокация в данном случае становится действием, но необязательно влекущим ответные действия. Отличительной чертой инфопровокации является возбуждение в медийном пространстве широкой дискуссии, порождающей обвал мнений, реплик, публикаций, комментариев, иных известных и принятых форматов высказывания суждений в публичном дискурсе по всем технологическим и организационным каналам распространения массовой информации.
Характерный пример новейшего времени (декабрь 2016 года) — полемика, развернувшаяся вокруг оскорбительного поста Божены Рынской в связи с авиакатастрофой самолета ТУ-154 под Адлером, в которой погибла группа российских журналистов (в том числе бригада с канала НТВ)[14]. Здесь стоит отметить, что данный субъект провокации действовал скорее импульсивно, нежели расчетливо и рационально. Но данное обстоятельство, по нашему мнению, еще сильнее повысило «температуру» дискуссии, спровоцировало ряд действий и предложений, получивших широкое отражение в российских и зарубежных медиа. Противоположный, то есть более расчетливый, и потому более циничный характер носила провокационная по сути публикация в печально известном французском дайджесте Charlie Hebdo двух карикатур на тему трагической гибели российского авиалайнера в декабре 2016 года. О намеренности таких провокационных действий французских представителей СМИ говорит и тот факт, что подобная «реакция» идентична той, которая последовала в ноябре 2015 года в связи с терактом на борту российского авиалайнера A321 над Синайским полуостровом.
Научной точности ради заметим, что оба рассмотренных варианта реакции в публичном дискурсе провокативны, но различаются по степени сознательного использования медийного рычага для воздействия на аудиторию. Они и есть тот самый «вызов», на который с такой болезненной отзывчивостью отреагировала как аудитория, так и представители профессионального медийного сообщества. То есть провокация реализовала основную функцию возбуждения полемики в обществе. Тем не менее заметим, что обсуждение фактов публикации оскорбительных для памяти погибших в авиакатастрофе материалов возникло в определенном информационном контексте, в конкретной хронологии событий и календарном периоде. Это усилило резонансный характер обмена мнениями и суждениями. Практически сформировалась дискуссионная повестка дня, где объектом обсуждения становятся не достоверные факты и ход расследования трагического инцидента, повлекшего гибель людей, а суждения по поводу известного всему мира события. Происходит его «фейкизация» — в центре внимания подобного тренда находится не фактология, а комментарии и мнения по ее поводу. Проще говоря, внимание некоторой, но значительной части аудитории, привыкшей к публичным высказываниям (прежде всего в сетевых ресурсах), переключается с события на мнения в связи с ним.
Здесь наблюдается еще одна важная черта инфопровокации как манипулятивной технологии в современном публичном дискурсе — отсутствие практической реакции в части конкретных действий в связи с провокациями. На призывы лишить автора оскорбительного высказывания гражданства официальные лица ограничились порицающим комментарием, но, по сути, никак не ответили на предложение, выраженное в формате сетевой петиции. И совершенно очевидно, что ничего, кроме резко негативных комментариев в связи с карикатурами, не удостоились французские журналисты. Фактом стало лишь общественное порицание, полученное в отечественном медийном дискурсе. В данном случае имеет место факт проявления фейковой журналистики, когда в публичном пространстве обсуждается не само трагическое событие, а высказанные в связи с ним мнения. Проще говоря, очевидный признак подобного направления в деятельности современных журналистов — наличие дискуссии, которая является результатом соответствующей инфопровокации, акцентирующей внимание не на обстоятельствах произошедшего, а на характере возникающих как следствие высказываний. Таким образом, массовое сознание аудитории «переключилось» с обсуждения самой трагедии на ее интерпретацию.
Такова российская традиция в медиапространстве относительно провокаций в новых информационно-технологических условиях. Более столетия назад некоторым сотрудникам спецслужб Российской империи удавались информационные провокации более масштабного формата при наличии достаточно примитивной системы массовой коммуникации. Последствия таких провокаций были трагичны и связаны с гибелью людей. Пример событий 9 января 1905 года в Петербурге показателен и справедливо получил трагическое название «Кровавое воскресенье».
Современная фейковая журналистика не претендует на доминирование в медиапространстве. Ее адептов и проводников интересуют отнюдь не массы, выходящие на улицу в протестном порыве. Сфера и цель ее интересов — пробуждение внимания к конкретному информационному ресурсу, СМИ, медиа (группы медиа), усиление потребительского спроса как на саму «информацию» (на то, что за нее выдается), так и на субъекты информационной деятельности, которые ее распространяют. Манипуляция ожиданиями аудитории налицо. Провокация в этом смысле становится неплохим методом решения четких задач.
Теперь обратимся к опыту отечественного телевидения.
Характерный пример — выпуски программ «Ревизорро» на телеканале «Пятница!» с февраля 2014 года. По сути, перед зрителями — адаптированный вариант украинского телепроекта «Ревизор» (существует с 2011 года). В российском варианте ведущей и соавтором стала журналистка Елена Летучая, которую вряд ли стоит квалифицировать как профессионала, соблюдающего правовые и этические нормы при проведении журналистского расследования, особенно в такой проблемной сфере, как бытовое обслуживание населения. Мы не будем анализировать возникающие во время съемок скандалы, доходящие до прямых столкновений членов съемочной группы и сотрудников учреждений (общественного питания, гостиниц, сферы досуга), в которые стремится попасть Елена Летучая.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
