– О, это мы мигом все починим!
И, быстро сняв с себя грязную куртку, свернул ее и сразу сунул в пакет. Шапка с помпоном пошла туда же, вслед за курткой. Начал было снимать кроссовки, но остановился, вспомнив о дырявых носках… Она принесла и носки и начала освобождать вешалку от одежды.
Спустя время из коридора послышался голос:
– Хозяйка, принимайте работу! Можете вешать побольше одежды – выдержит, ручаюсь!
Она вышла из кухни, взглянув на вешалку, бросила: «Спасибо» – и, будто сквозь зубы, пригласила:
– Идите, поешьте! И прекратите обращаться ко мне «хозяйка», будто я квартирантов держу! Меня зовут Катерина Ильинична, если что сказать хотите! В ванной полотенце на батарее висит – им вытрете руки!
Он каждое ее слово сопровождал согласным кивком головы и, когда она опять ушла на кухню, еще какое-то время с испуганными глазами постоял в коридоре.
Кушать старался медленно, хотя постоянно забывался. Она также чувствовала неловкость момента и, чтобы сгладить ситуацию, спросила:
– У вас дети есть?
– Да, дочь. Живет в другом городе. Уже и внуки взрослые есть. Я один раз всего видел.
– А живете вы все-таки где? В смысле – ночуете?
– Зимой открыт дом для таких, как я. На окраине города. Да вы слышали, наверное. У меня там место есть. Койка. Только я в эту ночь опоздал, место уже заняли. Ну я на стульчике подремал. Но тепло, хорошо. – Говоря это, он не забывал кушать. – Нормально все, жить можно.
Услышав слова «нормально» и «жить можно», она удивленно глядела на него, думая, что тот ерничает. Он в конце концов насытился, от этого осмелел и продолжил рассказ:
– Зато летом – красота! Приглашают на дачи, работы много, только успевай!
И хвастливо добавил:
– У меня уже сейчас есть заказы на лето.
С неким сожалением поднялся из-за стола и хотел по привычке сказать: «Спасибо, хоз…», потом, вспомнив, поправился:
– Катерина Ильинична, спасибо вам. Если что надо сделать – говорите. Все брошу и сразу к вам. А сейчас пойду, а то опять мою койку займут. Да и надоел я вам, извиняюсь.
Он ушел, прихватив пакет с грязной одеждой. Катерина Ильинична, закрыв за ним дверь, долго сидела безо всякого дела, думала. Ей сегодня приоткрылась еще одна сторона человеческой жизни. А она думала, что ей уже все известно… Как он сказал? «На стульчике подремал» и «хорошо было, тепло!». И еще добавил: «Нормально, жить можно!»
Катерина Ильинична самой себе задала вопрос: «А мне жить можно? Мне нормально?» И не знала, как на него ответить.
* * *
Праздники длились долго, аж до тринадцатого января. Катерина еще помнила: это время было когда-то самое интересное – колядки, ряженные ходили друг к другу в гости. Сейчас стало потише, но все равно праздновали. И даже некоторые обновляли елки, если старые осыпались. Ее ветка в вазе тоже вся осыпалась, торчала только шишка на самом верху. Она оставила шишку, а ветку выбросила.
Что-то в ее жизни изменилось после Нового года. Она пытливо всматривалась во все предметы в квартире, глядела в окно – ответа не находила. Иногда в коридоре с удовольствием дергала крючки вешалки – во как крепко держится, не то что раньше!
Сегодня дети опять позвонили, шутя поздравили со старым Новым годом… А дочка встревоженно спросила:
– Мам, какая-то ты не такая! Как ты себя чувствуешь? Тебе не хуже стало? Ты ходишь гулять?
– Нет, дочка, все в порядке. Наоборот, стало лучше. Не беспокойтесь! А гулять хожу.
И уже положив трубку, громко, для себя, сказала, делая между словами паузы:
– Тепло… хорошо… нормально… жить можно!
В дверь позвонили. Катерина Ильинична вздрогнула – к ней могли прийти только дети или внуки, но она минуту назад говорила с ними по телефону. По привычке поправив на голове волосы, пошла открывать.
Сначала перед глазами появилась рука, державшая ветку с несколькими шишками.
– Здравствуйте, Катерина Ильинична! Вот решил принесть свежую ветку. Та-то уже, наверное, осыпалась. И шишечек здесь больше. Прямо свежие-свежие. Я, признаться, из лесу ее привез. На электричку сел и за два часа обернулся. Но зато – свежая ветка, долго простоит.
Катерина Ильинична долго была в растерянности, потом спохватилась:
– Заходите побыстрее!
По всей квартире разнесся запах хвои. Пальцы Катерины Ильиничны слипались от смолы. Пока отмывала, судорожно пыталась вспомнить, как же его звать. Неудобно, он-то ее по имени-отчеству зовет. Решила не деликатничать и спросила:
– Как вас все-таки звать? Так много имен говорили, что не запомнить!
Он с готовностью поспешил ответить:
– Я по паспорту – Елисей Иванович! На корабле все звали Иваном, так быстрее, да и проще.
– На каком корабле? – удивленно спросила Катерина Ильинична.
– Так я в море ходил много лет. Старпомом.
Она не хотела больше ни о чем его расспрашивать. Ни к чему ей это. Какая ей разница, ходил он в море или еще куда-то? Сейчас-то, поди, никуда не ходит, кроме как… Понятно куда. Она узнала про это место за городом. «Дом призрения» его все называют. Пил, наверное, алкоголик. Вот и выгнала его эта Танюха. Правильно сделала. Тем не менее надо ему дать поесть. Хотя бы за ветку. Вез все-таки из-за города.
Он опять ел с большим аппетитом, что называется, уплетал за обе щеки. Поймала себя на мысли: ей приятно кормить, кстати, неважно кого. И ничего удивительного в этом нет – все женщины так. Покормить, пожалеть, потеплее одеть…
Поев, Елисей Иванович вытер губы бумажной салфеткой и безбоязненно положил ее рядом с тарелкой. Женщина, исподволь наблюдавшая за ним, отметила, что одежда на нем в порядке и даже щеки выбриты. Он поднялся из-за стола и прошел в коридор. Она, удивляясь его смелости, поспешила за ним.
– Прошлый раз дверца от шкафчика болталась, надо подправить. Если вы не против, Катерина Ильинична?
– Да подправляйте, мне-то что?
– Я еще что хотел сказать: может, вам помочь с ремонтом в квартире? Так я с удовольствием! Вы не бойтесь, Катерина Ильинична, я не выпиваю. Редко когда, и то мало – здоровье не позволяет. Отпил свое. Раньше злоупотреблял, да. Было дело.
Елисей Иванович ждал ответа и даже волновался. Она, застигнутая врасплох его предложением, ответила:
– Это надо подумать, с детьми посоветоваться. У меня и денег для ремонта нет.
– Это будет совсем недорого. Знаю дешевые магазины и сам все сделаю. Умею. Я же после списания на берегу работал в жилконторе.
Она дала ему с собой еды и выпроводила, напомнив, чтобы спешил, иначе займут койку.
* * *
Следующий Новый год был такой же морозный. Она крошила на кухне картофель и морковь для салата оливье. На плите варился холодец. Работа спорилась. Впервые она почувствовала себя в отпуске. Будто жизнь отпустила ее – мол, ладно, поживи спокойно. И она жила, тихонько наслаждаясь, боясь спугнуть.
