Узнайте как можно больше о том, чего вы о себе знать не хотите или боитесь, а потом взгляните этому в лицо.
Линда Эванс, актриса В 1968 году команда «Детройтские тигры» выиграла чемпионат США по бейсболу, а мой отец проводил в последний путь своего отца. Смерть была неотъемлемой частью моего детства. Когда умер дедушка Доминик, мне было восемь лет. Я помню, как его хоронили. Священник постоянно звонил в похоронный колокол, а моя маленькая племянница, думая, что это продавец мороженого, просила добавить клубничный сироп. Мы чуть не лопнули от смеха, когда она стала просить сиропа еще громче и капризнее. По пути на кладбище я почему-то поверила в то, что если говорить родителям плохие слова, то они умрут. Это было очень тяжело, тем более что в нашем семействе всегда было полно всяких секретов. Представьте, что вы знаете секрет, который убьет ваших родителей на месте, — это парализует вас. Какой там бассейн, вы даже на улицу и то не пойдете!
Я решилась выйти на свет, только когда столкнулась с жизнью и смертью в один момент. Я родила первого ребенка в тот день, когда моему отцу удалили опухоль мозга. Жизнь и смерть. Похоже, они всегда ходят рука об руку. Я не могла быть с ним рядом в тот момент и не знала, перенесет ли он эту операцию. И как прикажете в этих условиях радоваться ниспосланному мне дару: здоровому маленькому мальчику? Какой же горькой была эта радость!
Через три недели после рождения первенца мне посчастливилось увидеть отца живым, а он увидел своего одиннадцатого внука. Я долго смотрела на отца. Его лицо осветилось радостью при первом же возгласе моего сына. У меня промелькнула мысль, что отцу осталось совсем немного. Мы провели с ним в реанимационной палате целый вечер, играя в скат. В его палате пахло антисептиком. Это был тихий вечер после дня, полного унижений, которые мой отец перенес терпеливо и с достоинством. В тот вечер мы играли на сигареты. Когда выигрывала я, я брала сигарету из его пачки, надеясь, что это отдалит его смерть. Когда выигрывал он, он забирал сигарету у меня. Несмотря на афазию (нарушение речи), он считал быстрее, чем я. Он знал, когда я блефовала. Мы постоянно улыбались.
Стемнело, и, когда я стояла в ногах его кровати, он повернулся ко мне и назвал имя «Мэри Джейн»! Так звали мою подругу детства. По всему моему телу пробежали мурашки. Да, я всегда хотела серьезно поговорить с моим отцом, неужели это должно было произойти именно сейчас? Я ждала этого разговора годами. Но только не сейчас, когда он был уже при смерти. И тем не менее он был настроен говорить именно сейчас. Я судорожно соображала, что должна делать. Больше всего мне хотелось бежать отсюда сломя голову.
Оглушающий грохот смеха
Можно подняться высоко, не влезая никому на плечи, можно быть победителем, не одержав ни одной победы.
Гарриет Бичер-Стоу, автор книги «Хижина дяди Тома» Стоя в его реанимационной палате, я почувствовала, будто перенеслась назад во времени. Большое зеркало, висевшее в кухне на стене, было обрамлено кафелем до тошноты противного зеленого цвета. Я даже слышала, как скворчит на сковороде оливковое масло. Когда я подошла к матери, меня переполнял ужас. Она стояла спиной ко мне, мыла посуду. Ее руки были в мыльной пене. Когда я начала говорить, она повернулась ко мне лицом. Я сказала: «Мам, Мэри Джейн сказала, что папа засунул ей руку в трусики».
Грохот ее смеха чуть не оглушил меня, она посмотрела на меня сверху вниз и ответила: «И как ты только могла подумать о том, что твой отец может сделать такое?»
Я замолчала. И на что я только надеялась? Что со мной случилось? Если мама не верила в то, что папа сделал это с Мэри Джейн, как можно было надеяться, что она когда-либо поверит в то, что он сделал со мной? Я чувствовала, как огромные, тяжелые волны чего-то незримого бьют меня, будто в меня вонзаются тысячи игл, приводя в оцепенение. Я все еще стояла на кухне, но мыслями была уже очень далеко.
Воспоминания о том разговоре на кухне словно током ударили меня, и я просто продолжала стоять у смертного одра моего отца. Я смотрела на него практически в упор. Хватит ли у меня смелости? Хватит ли у него сил? Честно ли с моей стороны говорить что-то сейчас, да и когда-либо? Вот он, мой шанс, но я стала опять той маленькой девочкой, которая ждет, что кто-то возьмет ее за руку. Я не могла произнести ни слова. Я испугалась. Возможность была упущена.