– Эк их разобрало-то, – заметил Кодил.
– Видать, уже знают, кто мы, – сказал Джек Босяк.
Среди конфедератов Гусь и его люди успели составить себе определенную репутацию, однако вряд ли их слава докатилась и до Союза – хотя бы потому, что каждая встреча с разведгруппой заканчивалась смертью врага.
– Они не про нас, – сказал Гусь. – Вы слушайте.
– Вовсе не дьявол. И не зверь, – возразил третий. Этот, в отличие от других, сохранял спокойствие. – Это человек. В темноте. Возьмите же себя в руки!
Всего лишь несколько фраз, обрывки разговора – но их оказалось довольно. Картина начинала складываться, и Каменной Стене она не нравилась ни в малейшей степени.
– И мы должны поверить, будто один человек смог прикончить девятерых наших без единого выстрела? Не оставив ни единого трупа?
Значит, они встретили в лесу врага, и притом не кого-то из людей генерала… Это могло означать, что перед Союзом встала проблема перебежчиков (что пошло бы южанам только на пользу), либо что в этом лесу прячется банда беззаконных убийц. Тогда это могло бы стать проблемой и для генерала, если только неизвестные не присоединятся к его собственной банде беззаконных убийц. Но правду не выяснить, не допросив этих людей.
– Они нужны живыми, – сказал Каменная Стена.
На лицах разведчиков отразилось разочарование.
– Проклятье, – буркнул Нитка.
– Заставьте их говорить, а потом можете заставить замолчать, – сказал Каменная Стена.
По законам войны этих людей полагалось взять в плен живыми, но три лишних едока, отнимающие пищу у своих, были бы совершенно некстати. Генерал кивнул Нитке, Джонни и Джеку Босяку:
– Окружить их. А когда вспыхнет свет… ну, вы дело знаете.
3
Свет, вспыхнувший в ночной темноте и осветивший заросли, ослепил бы любого. Вкупе со звоном разбившегося о землю фонаря он сбивал с толку так, что даже генерала подвели глаза. Генерал был готов к яркой вспышке, и все же в ветвях над головой ему почудилась тень, пляшущая, как живая. Он мог бы поклясться: прежде чем свет угас, эта тень взглянула прямо на него.
Рука генерала метнулась к кобуре у бедра, но, не успел он выхватить револьвер, как истошный вопль вновь привлек его внимание к солдатам Союза:
– Боже правый, он возвращается!
Каменная Стена понимал, что это кричит человек, но голос был больше похож на визг койота. За криком последовала беспорядочная стрельба, что-то злобно свистнуло в воздухе, зацепив щеку, и что-то тяжелое, навалившись на генерала, прижало его к земле.
Вспомнив о живой тени, генерал рванулся, стараясь освободиться, но тут в ухо жарко дохнул голос Гуся:
– Это я, генерал.
Стрельба стихла, сменившись новыми криками: одни голоса молили о пощаде, другие требовали повиновения. Гусь помог генералу подняться. В его голосе чувствовалось раздражение.
– Думали напомнить себе, что от пуль не заговорены?
– Я в порядке, – сказал Каменная Стена, отряхивая мундир от волглых прошлогодних листьев.
Гусь тронул пальцем щеку генерала, и Каменная Стена зашипел от боли.
– Ну вот, ранены. Придется наложить шов или два.
Любой другой, заговоривший с генералом в подобном тоне, мигом был бы назначен в первые ряды войск в завтрашней битве, но Гусь заслужил это право. Здесь, на войне, он был ближайшим из друзей Каменной Стены. Вполне сочувствуя уважаемым людям, наподобие Роберта Э. Ли, с ними он не мог быть самим собой. А вот Гусь действительно знал генерала. Знал о его страхе перед войной, о любви к жене Мэри и новорожденной дочери Джулии… Генералу хотелось лишь одного: быть с ними, дома, в безопасности, у теплого очага. Поэтому-то он и дрался так яростно. Чем скорее закончится война, тем скорее он вернется к ним…
– Сойдет и шрам, – ответил генерал, вновь взглянув на небольшую полянку впереди.
Крики стихли. Каменная Стена прошел по гаснущим язычкам пламени и выступил на поляну. Гусь и Кодил прикрывали его, не ослабляя бдительности. До лагерей Союза и Конфедерации было по несколько миль, но как знать, кто еще рыщет по лесу в эту ночь?
Трое солдат Союза стояли на коленях. Из их ран, несомненно, нанесенных Ниткой, Малышом Джонни и Джеком Босяком, текла кровь. Обошлись с ними сурово, но, к радости Каменной Стены, никого не убили. Вдобавок большей части ранений было уже по нескольку часов – кровь запеклась, ушибы налились синевой.
Только один из троих поднял взгляд им навстречу. Этот человек был молод, носил усы и офицерский мундир. Старший. На вид – трус. Руки его дрожали, глаза бегали из стороны в сторону. При взгляде в глаза генерала на лице офицера отразилось узнавание. Узнавание и – вот уж чего генерал никак не ожидал – облегчение.
– К-каменная Стена? – спросил тот. – Благодарение Господу.
Солдат Союза, благодарящий Господа при виде генерала Джексона Каменной Стены в ночь перед битвой, или, если уж на то пошло, в любую другую ночь… Это было неслыханно. Тем не менее вот он, прямо перед генералом – окровавленный северянин, готовый лобызать ему ноги, будто самому Иисусу Христу.
– Имя и звание, сынок, – сказал Каменная Стена.
– Капитан Джейсон Эймс, сэр.
«Сэр», – отметил генерал. Не формальность, знак искреннего уважения. Но что это? Страх? Или, может, его репутация хитроумного полководца уже внушает северянам такой трепет? Если так, это хороший знак перед утренней схваткой. Нет варева жиже, чем армия, охваченная страхом.
– И что вы здесь делаете, капитан Эймс? – спросил генерал.
Нитка занес кулак, готовясь ударить офицера, но Каменная Стена остановил его, подняв руку. В глазах пленника не было признаков непокорности.
Капитан оглядел обступавшие поляну деревья. Остальные двое и вовсе не сводили взглядов с зарослей с тех самых пор, как генерал впервые увидел их. Генерал тоже поднял взгляд вверх, к ветвям. Туда, где плясали тени… Масло, разлившееся из разбитого фонаря, еще горело, но огонь угасал. Еще пара минут – и вновь наступит полная темнота.
– Капитан Эймс? – поторопил пленного Гусь, напоминая об оставшемся без ответа вопросе.
– Д-думаю, то же, что и вы. Проводим разведку…
– Гляньте на него, – сказал сидевший справа от Эймса, указывая на генерала, все еще не сводившего взгляда с деревьев. – Он его тоже видел.
Генерал устремил взгляд на второго пленника.
– Кого именно?
– Демона, – ответил тот. – Самого Люцифера.
