Я принялась грызть ноготь большого пальца и сразу почувствовала на губах вкус лака. Что же происходило там, наверху? Начался ли аукцион? Проявляли ли интерес к карте другие участники, и если да, то насколько большой? Вынув мобильный телефон, я нажала кнопку и взглянула на засветившийся экран. Прошло всего восемь минут. Чтобы хоть чем-нибудь занять себя, я начала чистить электронную почту от сообщений, нападавших в ящик за то время, пока мы были в Нью-Йорке в предыдущий раз, но это нисколько не помогло мне успокоиться. Тогда я сунула сотовый обратно в карман и стала наблюдать за охранником, который отложил газету и, нахмурившись, с неприязнью сверлил взглядом Кашмира. В любую эпоху Каш вызывал подозрение у тех, кому надлежало следить за порядком.
Кашмир, продолжая рассматривать панно с расстояния всего в три дюйма, прошел вдоль него от начала до конца, а затем двинулся обратно. Наконец он отошел от стены на несколько шагов и громко прочитал надпись на табличке в правом нижнем углу:
– «Настенное панно номер восемьсот девяносто шесть». – Голос его разнесся эхом по всему вестибюлю. Кашмир насмешливо произнес: – Надо же, какое интересное название. Впрочем, сюда больше подошел бы номер пятьсот тридцать два. А вы что скажете, амира? А цвет, цвет, вы только посмотрите… Какая вульгарность… И вообще такое впечатление, что краска даже не успела высохнуть…
Охранник шумно вздохнул.
После часа ожидания, в течение которого я проверяла время на экране мобильного телефона в среднем раз в семь минут, терпение мое иссякло. Подойдя к Кашмиру, я взяла его под руку и повела к массивным дверям из стекла и бронзы – туда, где находился выход из здания.
– Мне нужен воздух, – объяснила я.
– Подождите минутку, амира! – воскликнул Кашмир и, высвободив руку, рысцой подбежал к охраннику и наклонился над его столом. – К сожалению, моя спутница вовсе не ценительница искусства, – обратился он к изумленному секьюрити.
Затем Кашмир снова приблизился ко мне и, приоткрыв двери, помог выйти на улицу.
– Я и не знала, что ты сам такой знаток, – заметила я, оказавшись на тротуаре.
Кашмир со смехом нахлобучил мне на глаза капюшон моей куртки.
– Во всяком случае, красть предметы искусства мне до сих пор не приходилось. Но всегда следует быть к этому готовым – мало ли какой может подвернуться случай. Я что, вас смутил?
– Да. И ты прекрасно знаешь об этом.
– Да ладно вам. Я просто дурачился. Кстати, в квартале отсюда я видел симпатичное кафе.
– У меня нет американских долларов.
– И что?
– Нет, Кашмир. Всю прошедшую неделю за нами то и дело кто-нибудь гонялся. С меня хватит. Ты видел фото на первой полосе газеты?
– Само собой. – Он вытащил из-за пояса сложенный номер «Дейли ньюс» и раскрыл его на второй странице. – Фото неплохое, но заголовки у них просто ужасные.
– Это что, тот самый экземпляр, который…
– Да.
– Кашмир!
– Газеты – как зонтики. Когда один человек оставляет где-нибудь свежий номер газеты, всегда найдется тот, кто его возьмет. К тому же этот тип, когда читал, шевелил губами, а это отвратительно. И потом, я знал, что вы захотите прочитать по крайней мере одну статью.
Я схватила газету, опасаясь, что охранник увидит ее через стеклянную дверь и бросится следом за нами, и запихнула за пазуху. Затем снова достала и жадно впилась глазами в строчки. Оказалось, что тигров, живых и невредимых, передали ветеринарному врачу городского зоопарка.
– Спасибо, – улыбнулась я и, сложив газету, убрала ее в свою сумку.
– Не за что, амира.
Неожиданно я сообразила, что Кашмир украл газету вовсе не ради того, чтобы разозлить охранника, а чтобы развлечь меня. Развлечь и успокоить.
– Спасибо, – повторила я на этот раз с куда большим чувством.
Кашмир небрежно пожал плечами:
– Не за что. Кстати, на днях вы собирались мне что-то рассказать. – Он осторожно откинул капюшон куртки с моей головы. – Ну же, амира. Похоже, в Гонолулу находится нечто такое, что очень нужно капитану. Что же это?
Закусив губу, я оглянулась на здание аукционного дома «Кристис», а затем посмотрела на тротуар у себя под ногами. Частички слюды в асфальте ярко искрились под лучами солнца.
– Моя мать. Она умерла там, в Гонолулу, в 1868 году, в тот самый день, когда я появилась на свет.
Глава 4
Я НЕ МОГЛА ЗАСТАВИТЬ СЕБЯ ПОСМОТРЕТЬ В ЛИЦО КАШМИРУ, боясь увидеть в его глазах жалость. Поэтому прислонилась спиной к стене и, скрестив руки на груди, устремила взгляд на спешащую мимо толпу.
– Слэйт попал на Гавайи с помощью старой карты Августа Митчелла 1866 года. Это была карта Сандвичевых островов. Отец до сих пор хранит ее в сундуке, который стоит у него под койкой.
– Я не знал, что в ваших жилах течет и гавайская кровь.
Я покачала головой:
– Скорее китайская. На гавайских плантациях сахарного тростника работало множество мигрантов. Слэйт познакомился с моей матерью в опиумной курильне.
– Вот как.
– Ты все не так понял! Моя мать, Лин, не была курильщицей опиума. Она там просто работала. К трубкам с зельем она никогда даже не прикасалась. И именно мать отучила отца от курения опиума. Хотела бы я знать, как она это сделала. – Я слабо улыбнулась. – Попробую спросить ее об этом, если у меня появится возможность.
– Так вот зачем ему понадобилась птица…
– Птица действительно обладает способностью исцелять, но моя мать умерла от инфекции. Пенициллин помог бы ей не хуже магии.
Брови Кашмира медленно поползли вверх.
– Тогда почему он не достал для нее лекарство? – спросил он.
– Слэйт находился в море, когда она заболела. Он даже не знал о ее беременности. – Я вздохнула, подумав, что надо уговорить Ротгута рассказать всю историю до конца. Слэйт отказывался это сделать. – Ему нужны были деньги, чтобы они с матерью могли пожениться и зажить счастливо. У отца имелась карта Гонконга 1850 года и еще одна карта Гонолулу – 1869 года. Чтобы заработать денег, он в начале 1868 года отплыл в Китай, надеясь продать там партию опиума. Когда вернулся в 1869 году, я уже родилась, а моей матери… уже не было в живых.
– Значит, он ищет карту 1868 года, чтобы спасти вашу маму. – Кашмир охватил ладонью подбородок и устремил взгляд куда-то вдаль. – Но действительно ли ему по силам изменять прошлое?
– Мы делаем это всякий раз во время Навигации, – напомнила я. – Подумай о часах, которые ты украл. Или о тиграх.
– Карманные часы – это все-таки не человек, амира, – возразил Кашмир и пристально посмотрел на меня. – Если у вашего отца получится то, что он задумал, то как это повлияет на ход истории за период с 1868 года по 2016-й?
