Оборотничьи ругательства весьма благотворно действуют на хрупкую магическую технику. Кубик заткнулся. Сигурд вдруг рассмеялся, и я, смутившись, опять положила голову на руки.
Замуж, не замуж… Вот спать я хочу — это точно.
— Яльга, похоже, самоустранилась, — прокомментировал это Эгмонт. — Сигурд. Расскажи, как ты попал в ковенскую тюрьму.
2
Эти несколько часов я помню довольно смутно: то неожиданно просыпалась, то вновь проваливалась в сон. Руку я, естественно, отлежала, но уходить не собиралась ни за какие коврижки. Свечи укорачивались, однако огоньки их по-прежнему оставались ровными и заостренными, как копейные острия. Кубик вел себя тихо, только иногда начинал чуть слышно подвывать; Сигурд косился на него с негодующим видом, и тогда Эгмонт задавал вопрос заново, при этом чуть изменив формулировку.
— Так, — сказал Рихтер, когда мгла за окнами уже перестала быть совсем беспросветной. Я как раз проснулась и, поняв, что намечается подытоживание, всеми силами постаралась не задремать. — Теперь поправляй меня, если я буду ошибаться. Тебя арестовали в сорок втором году, возле Сольца. Ничего не объяснили, вещи забрали все, вплоть до меча, несколько раз допрашивали, но объяснять все равно ничего не объясняли. Так?
Сигурд молча кивнул. Я покосилась на кубик — тот молчал как пристукнутый.
— За месяц до того в горах клана Анбург-шэн-аддир ты получил дар земли гномов — некий амулет.
— Не амулет это был, — устало сказал Сигурд. — Их колдун его и так и сяк — ничего выжать не смог. Просто старая вещь от первых времен. Может, кому из наших принадлежала: гномы-то сразу поняли, что работа аррская…
— У вас так ценят старые вещи? — вклинилась я.
Оборотень пожал плечами:
— Всякое в земле находят — и полезное, и так себе… Что не волшебная была штука, то я знаю наверняка — мы хоть и не маги, зато магию очень даже чуем. Но такие вот предметы положено конунгам относить. Конунгу — ему виднее. Мрыс эт веллер ан керворт! Мне ж ведь от тех гномов до Арры было ближе, чем до Сольца. Знал бы, где упал, соломки бы подстелил…
— Оставим конунга, — сказал Эгмонт; не то он уже был знаком с выражением «ан керворт», не то ему хватало классического набора из двух фразеологизмов вкупе с усечениями. — Зачем ты пошел в Лыкоморье, если мог спокойно уйти домой?
Сигурд сначала не понял вопроса, потом изумился:
— А зачем бы я домой пошел, ежели меня в Лыкоморье и посылали?
Ага. Это я вовремя проснулась.
Все знали, что оборотни не любят путешествовать. На дорогах нашей весьма обширной родины можно встретить кого угодно — от эльфа-прорицателя до банковского гнома, — но оборотней за все двадцать лет я встретила только двух. Второй сейчас сидел передо мной.
— Сигурд, так вы же из своих городов почти не выезжаете! Или это не так?
— Почему же не так? Так… — Оборотень вдруг запнулся и посмотрел на меня внимательнее. — А-а, Яльга, откуда ж вам это знать! Выехать может любой, только недалеко и ненадолго. Потому как ежели дара у тебя нет, вскорости станет тебе очень плохо. Не больно, нет, но жутко одиноко. Тут словами-то и не опишешь, просто слишком. Дома ведь завсегда хорошо… Но иногда, очень-очень редко, родятся те, кто может ездить так далеко и так долго, как это надобно. Это, Яльга, дар, такой же почетный, как любой другой. К примеру, прясть, детей учить, скот лечить или что иное.
— То есть для вас странствовать — это нечто вроде ремесла?
— Нет, — терпеливо сказал оборотень. — Это дар. У каждого есть свой дар, и покуда волчата совсем маленькие, с ними работает всякий лучший в своем деле мастер. Работает и отбирает тех, в ком видит дар, сообразный своему, чтобы после, когда подрастут, смогли заниматься тем, к чему душа лежит.
Я заинтересовалась. Общественное устройство волкодлаков, очевидно, сильно отличалось от нашего.
— А если, допустим, кого определили… ну… скажем, горшки лепить, а он не хочет? Он стихи писать хочет… и прозу. Что тогда?
Сигурд подергал себя за ухо. Видно было, что он находится в полной растерянности.
— Ну, не знаю… — выдавил он наконец. — Что-то такое я слышал, но бывает оно очень редко. Все одно ничем хорошим закончиться не может, коли человек супротив самого же себя пойдет. Да и то такое только по молодости бывает. Как повзрослеет и в ум войдет — сам поймет, что ему хорошо и что худо.
Волкодлак был явно доволен тем, что с блеском вышел из непростой ситуации.
Эгмонт потер воспаленные глаза.
— Да, это так, — подтвердил он. — Я мало знаю об оборотнях, но слышал только об одном случае, когда ваш волкодлак пошел против самого себя. Там все кончилось действительно печально. Противоречить своей сути не просто глупо, но еще и очень опасно… — Он встряхнул головой и помассировал виски. — Так, Сигурд. Тебя послали в Лыкоморье, насколько я понял, в первый раз.
— Да, — сказал оборотень с видом человека, которому надоело повторять одно и то же. — В первый раз. В Солец. Раньше я туда с отцом ездил, теперь поехал один. Я свой талант от отца унаследовал, такое редко бывает… Ну, по дороге с гномами встретился. Этот… дар получил, чтоб его! Приехал в Солец, сделал все как надо. Не в первый же раз! Этот купец — он давно с Конунгатом дело имеет, да и я знал, с которой стороны здесь морда, а с которой — хвост. Подписали договор, пошли к городскому магу. Заходим. Очередь. Дожидаемся в приемной. Маг, он занятый был, но вежливый, этого не отнимешь. «Подождите, — говорит, — минуточку, я одно дельце решу и вернусь». Он и вернуться не успел — дверь распахнулась, а оттуда эти… ковенские. С эмблемами. Человек пять, а может, больше, и у каждого по пульсару. А у меня на ножнах ремешок, да еще и печать поверх шлепнули. В волка перекидываться в одеже — тоже песня долгая. Ну и все… очнулся в камере. Забрали все, только одежу и оставили. Ни меча, ни денег, ни аррского знака, ни этой… штуки гномской. За нее особенно обидно, — мрачно добавил Сигурд. — Я ее сам добыл. В первый раз поехал, а уже такая удача! В город хотел привезти, конунгу отдать…
Кубик молчал и не отсвечивал. Оборотень говорил чистейшую правду.
— И что, на этом все и кончилось? — спросила я, пораженная нашей системой судопроизводства. — Ты так три года и просидел?
— Ага, с перерывами. На допросы водили… вежливые такие. То по одному, то парой, то по трое. Один раз привели… — Сигурд усмехнулся, — не знаю, кто это был, но его еще и охраняли. Я сперва подумал — от меня берегут, а потом понял: наоборот, это чтобы он не сбежал. Мы с ним, может, в соседних камерах сидели. Он, кстати, тоже только про штуку спрашивал.
Рихтер насторожился:
— И больше на темную магию упирал?
Оборотень кивнул.
— А как выглядел?
Сигурд немного подумал.
— Странный такой, — осторожно сказал он. — Не поймешь — не то человек, не то эльф. И пахнет странно.
