Однажды девочка робко подошла к старухе и сказала:
— Гранин, расскажи мне про травы, которые растут у нас на огороде.
Высохшая рука старухи погладила густые черные кудри Тамар.
— Красотка, — тихо пробормотала старуха, и Тамар придвинулась поближе, чтобы расслышать, что она скажет, — узнаешь все, когда придет время.
И Тамар, сидя в своем огороженном камешками уголке, знала, что она очень важная персона, а однажды станет еще важнее.
Она жила своей обособленной тайной жизнью. В теплую погоду она спала во дворе. Ей это нравилось, и она сожалела, когда холода загоняли ее под соломенную крышу Лэкуэллов.
Люс была уже не прежней тоненькой девушкой, а уставшей от постоянных родов женщиной. Ее тело отяжелело и в то же время было тощим от постоянного недоедания. Волосы, которые миссис Элгон считала подарком дьявола, отросли, но потеряли свой блеск и падали непослушной гривой ниже пояса. Ужас, который она испытала в первые месяцы, став женой Билла Лэкуэлла, превратился в мрачную покорность судьбе.
Она следила за своей старшей дочерью с опаской. Имя Тамар ей дали по названию реки, возле которой мать зачала ее. Люс решила, что младенцу нельзя было дать имя, какое носят и другие дети. Она со страхом ждала, что у красивых ножек ее дочки вырастут копыта. Но ничего подобного не случилось. Она тщетно щупала ее аккуратную головку, ища шишки, из которых могли вырасти рога. Тамар походила на всех остальных детей, не считая, что с самого младенчества ее отличали от других ясные глаза, красивый овал лица, прекрасное сложение и удивительная живость ума. Красота была у нее от Люс тех дней, когда та служила под началом миссис Элтон, но прочие качества она унаследовала не от матери.
Люс хотелось любить дочь, но она не могла преодолеть по отношению к ней чувство опасения, и Тамар понимала это.
Девочка была здоровенькая с самого рождения, ее не пеленали, потому что в доме Билла Лэкуэлла пеленок не было, она лежала на свежем воздухе и свободно дрыгала маленькими грязными ножками, никто не мучил ее купанием и умыванием, что выпадают на долю ухоженных детей.
Так она росла, умненькая, жаждущая воспользоваться своим ясным умом, не пропуская ничего, что творилось вокруг. Она видела, как жестоко обращается грубый Лэкуэлл с ее сводными братьями и сестрами, как страдает от его дикого нрава ее мать, видела, как они мирятся, и знала, что частенько происходило под рваным одеялом на соломенной постели отца с матерью. Она видела, как ее мать из сухонькой, костистой постепенно превращается в грузную, пузатую, и понимала, что это означает.
Ей было шесть лет, когда она отчетливо поняла, что отличается от остальных детей.
Иногда к ним заходила Бетси Херли. Она устроила свою жизнь неплохо, заставила Чарли Херли жениться на ней и стала хозяйкой его фермы. Шумная, неугомонная фермерская жена все еще жаждала приключений вроде тех, какие волновали ее до замужества.
Однажды она пришла к ним, когда в доме были лишь Люс, старая женщина и Тамар, сидевшая в своем углу, огражденном камешками.
Бетси принесла с собой ощущение благополучия, и, взглянув на нее, Тамар сразу же поняла, как бедны они сами. Платье Бетси из грубой камвольной ткани, разумеется, не походило на платья дворянок, но в сравнении с лохмотьями обитателей дома Лэкуэллов оно казалось роскошным.
Тамар, полируя свои камешки, внимательно следила за всем. Во дворе Бетси ждала ее старшая дочь Аннис, на несколько месяцев младше Тамар. Тамар поглядела на девочку в раскрытую дверь, и та показала ей язык. Но Тамар больше интересовали взрослые, чем девочка.
— Полно, Люс. Ты тоже могла бы, если бы захотела. Ты знаешь, как это делается. К чему притворяться? Уж мне-то это известно. Не забывай, ты мне сама рассказывала. Я у тебя многого не прошу и хорошо заплачу за это.
Люс слушала ее, опустив глаза.
— Что ты хочешь от меня, Бетси?
— Это касается Джима Хейнса, — торжественно прошептала она. — Ты видела его, Люс? Что за мужчина! Почти шести футов. Однако он, чтоб я пропала, ни на кого и глядеть не хочет, кроме этой молоденькой доярки. Я хочу приворожить его.
— Что ты, Бетси! Такое нельзя желать.
— Не болтай чепуху, Люс Лэкуэлл! Что же мне — жить, как ты? Билл лупит тебя до полусмерти и делает тебе одного ребенка за другим, а ты их даже прокормить не можешь.
— Ш-ш-ш! — Люс приложила палец к губам. Но Бетси не желала молчать.
— Правда, однажды тебе довелось побывать на небесах, не правда ли? Спорю, это было получше, чем с Биллом!
Глаза Бетси скользнули по Тамар, которая делала вид, будто занята камешками.
— Что скажешь, Люс? Тогда было по-другому?
— Да, по-другому.
— Еще бы! Силы небесные! Думаю, это было здорово, лучшего и желать нельзя.
Люс кивнула.
— Однако это привело тебя вот к такой жизни. Спорю, ты охотно поменяла бы Билла Лэкуэлла на любого, кто захотел бы взглянуть на тебя.
— Грех такое говорить, это все равно что напрашиваться на Божью кару.
— Твоя правда. Только не притворяйся, будто ты ничего не понимаешь в таких делах. Дай мне приворотное зелье, чтобы Джим Хейнс полюбил меня.
— Нет, Бетси, нехорошо это.
— Нехорошо? Да ведь у Чарли есть милашки.
— Выйди в огород, — сказала Люс, — знаю, мне не следовало бы делать это. Да я и не умею.
Однако она слыхала, как старуха на днях рассказывала кому-то про эти травки.
Бетси бросила взгляд на старую женщину, которая во время этого разговора сидела молча, безучастно.
— Она не слышит, — объяснила Люс, — почти глухая, ей надо орать в ухо.
Они вышли в огород. Тамар уставилась на них, а Аннис заглянула в дом. Она снова показала язык Тамар, которая ответила ей серьезным взглядом.
— Иди сюда, — сказала Тамар.
— Не пойду.
— Тогда уходи, мне наплевать на тебя.
— А вот и не уйду.
— Ты боишься.
У Аннис были светлые волосы и серые глаза, она была весьма хорошенькая, но рядом с Тамар казалась бледной и незаметной.
— Если бы ты не боялась, — сказала Тамар, — то вошла бы в дом.
Аннис с показной храбростью вошла в дом и остановилась перед пестрыми камешками.
— Это что?
— Камни.
— А для чего?
— Никто не должен их переступать.
Аннис опустилась на колени и стала разглядывать камни. Потом взглянула на Тамар, а та вдруг улыбнулась и протянула ей один камешек.
Когда обе женщины вернулись в дом, Бетси взглянула на дочь и побледнела.
— Аннис! — крикнула она. — Что ты здесь делаешь? Идем сейчас же домой, я с тебя шкуру спущу!
