Таня была рада, что он уходит, но ей было не по себе. Как он доберется до дому в таком состоянии, что может учинить дома? Но удерживать его она не стала. То, что произошло, она теперь могла легко представить себе из детского лепета девочки Всегда бессловесно терпевшая побои, мать вступилась за дочь, на которую, как и на всех прочих, разобиделся пьяный отец. Таня в случившемся винила себя и рыдала и в милиции, и в больнице. Сдержалась только, когда вела девочку в садик.
— Пусть посидит дома, пока не заживет ссадина, — посоветовала воспитательница. — Она перенесла тяжелую психическую травму, ей лучше сейчас прийти в себя дома и не травмировать своими рассказами психику других детей. Малыши станут ее спрашивать…
Так Таня оказалась с девочкой на улице Она пять лет работала в ресторане дачного поселка и держалась за эту работу двумя руками. Может, зарабатывать в обычном баре она могла бы и больше, но ей очень нравилась культурная публика. Тане было уже двадцать четыре, и она мечтала выйти замуж за порядочного непьющего человека. Насмотрелась и на брата, и на отца и повторять судьбу своей матери или невестки не хотела. Творческие работники, конечно, тоже пили, и иногда даже напивались. Но и в таком виде они были вежливыми и обходительными. Правда, засматривались на нее в основном женатые мужчины, но ее это не сильно расстраивало — она знала, что у всех у них проблемы с женами, и надеялась, что рано или поздно кто-нибудь из них да разведется. С ее румяного миловидного лица с карими глазами редко сходила приветливая улыбка. Не случайно администратор Дома творчества, ведающий подбором обслуживающего персонала, оказавшись однажды в забегаловке при таксопарке, где работала Таня, понаблюдав за девушкой, пригласил ее на работу. В забегаловку Таню устроил брат, и она, разнося пиво и слушая матерщину, мечтала о сверкающем огнями ресторане, где она, нарядно одетая, в кипенно-белом фартучке с кружевами, будет обслуживать мужчин во фраках и разодетых дам. И однажды Мужчина во фраке, но без дамы, влюбится в нее, и она будет посещать этот же ресторан, но уже вместе с ним, сама разодетая, как эти дамы. Естественно, она согласилась на предложение администратора, не задумываясь. Она скороговоркой перечислила ему свой послужной список, хотя, кроме этой забегаловки, практически нигде не работала, упомянула самый модный городской ресторан, горячо уверяя, что сама ушла оттуда из-за назойливости одного клиента. Он прервал ее, сказав, что его это не интересует. Интересовало его только, замужем ли она и есть ли у нее дети. Получив два отрицательных ответа, он сказал, что это его устраивает полностью. Поначалу Таня очень боялась, что он уволит ее, узнав о ее отношениях с женатыми мужчинами: неженатые парни предпочитали своих подружек из дачного поселка. Но он лишь одобрительно подмигивал ей в ресторане, когда видел, как она, будто случайно, задевает бедром одного из своих любовников, ужинающего с женой. Среди товарок соперниц у Тани не было. Хотя они тоже были симпатичными, но мужчины явно предпочитали ее. Конечно, она хотела бы, чтобы у нее был один-единственный мужчина, она была воспитана братом в достаточно строгих правилах, но когда у нее появился поклонник, то ночами он почему-то рассказывал о не устраивающей его жене, с которой разводиться вовсе не собирался, и она, чтобы не упустить шанс, завела другого. Но и этот тянул.
Правда, сейчас ее мучили несколько иные мысли. Весь день она молилась, чтобы Ирина осталась жива. «Может быть, — думала она, — тогда Сашку не посадят!» И еще она не знала, как объяснить племяннице, что ей нельзя играть с детьми творческих работников. «Их мамаши раскудахчутся, когда увидят Власту, — думала она, — и побегут к администратору». Такой случай уже был однажды. Дочь кого-то из сотрудников играла с остальными детишками, и мамаша учинила скандал, уверяя, что ее ребенка могут заразить какой-нибудь инфекцией, начиная от глистов и кончая корью. Таня видела, что детишки не очень интересуют этих матерей, но рисковать не хотела.
— Я что, хуже их? Я плохая? — непонимающе спрашивала Власта, выслушивая ее объяснения. — Со мной нельзя дружить и любить меня?
— Нет, маленькая, ты хорошая девочка. Я тебя очень люблю. Но это другой мир, у них другая жизнь, и нам пока там места нет. Но скоро все изменится, вот увидишь, и ты сможешь с ними играть, — говорила Таня, мечтая о том, как выйдет замуж за творческого работника. — Поняла что-нибудь?
Власта, подумав, сказала, что поняла. Она и сама удивилась, когда увидела сегодня, как живут эти детишки. У них красивые модные родители, они смеются, обнимают друг друга и детей, вместе плавают. Они не дерутся и покупают детям игрушки. Добрые мамы Власту бы не удивили, ее удивила только веселость мам. Но у них были добрые и веселые папы! Этого Власта не видела никогда и не знала, что такое бывает. Она облегченно вздохнула, выяснив, что дело вовсе не в ней самой, а в существовании двух миров. И пообещала не подходить к тем детям никогда и ждать, когда все изменится.
Таня привела девочку в домик для обслуги, в свою комнату, и поняла, что существует еще одна проблема. Она дала Власте поиграть колоду цветных карт и, пока та отделяла карты с рисунками теть и дядь от карт с крестиками, сердечками, перевернутыми квадратиками и сердечками с треугольником, побежала по подружкам. Вернулась она с раскладушкой и большой картонкой, которую накрыла занавеской, соорудив самодельную ширму.
— Ну вот, смотри, как здорово, — сказала она весело и поцеловала девочку.
Немного тревожило Таню то, что девочка станет скучать по родителям и плакать.
— Ты не хочешь домой, Власта? — спросила она, глядя в широко расставленные, как у матери-эстонки, глаза племянницы, цвет которых был, как у нее самой и у ее брата, карий.
— Нет, мне с тобой лучше. — Девочка тряхнула льняными, как у матери, волосиками. Они разлетелись в стороны и снова упали на плечики.
— Вот и славненько, значит, плакать не будешь ночью, — радостно заключила Таня.
Роберт, подходя к даче архитектора Горшкова, страстно желал только одного: чтобы архитектор действительно оказался дома, а его жены там, наоборот, не оказалось. Он нажал кнопку звонка, но к двери никто не подошел. Он подумал, что звонок сломался, и постучал. От прикосновения дверь открылась — она оказалась незапертой.
Роберт, удивившись, вошел в холл и остановился, в который раз с восхищением осматривая изысканный авангардный интерьер. Он рассматривал устройство полукруглой лестницы, ведущей на второй этаж и состоящей из легких белых блоков причудливой формы, придуманных, как и все остальное, хозяином дачи, и великолепно смотревшихся на фоне синих обоев. Потом он услышал, как за одной из закрытых дверей что-то упало. Он знал, что за дверью находится мастерская, и, постучав, но не дождавшись ответа, все-таки вошел. Посреди комнаты стоял кульман. Архитектору нравилось такое расположение рабочего места. Когда он работал с цветом, он ставил доску горизонтально, и краски не стекали вниз, пока сохли, а он мог подойти к доске с любой стороны. Сейчас доска стояла именно горизонтально, а на ней возлежала обнаженная Женя, мило ему улыбаясь. Роберт на мгновение замер, глядя на нее. Впрочем, лишь от неожиданности. Он не стал бы ее разглядывать — столько раз видел. Вдруг ему показалось, что на него кто-то пристально смотрит, помимо Жени, со спины. Он резко повернулся. От окна отпрянула чья-то фигура. Роберт голову мог дать на отсечение, что это Виктор. А если и не он, все равно через десять минут станет все известно — творческие люди жить не могут без сплетен, особенно артисты и писатели. Надо же было Жене расположиться именно в мастерской, с большими стеклянными окнами, на самом виду у любого, кто проходит мимо дачи. Если она не может иначе, то могла бы выбрать место потемнее.
