Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Когда Стрелин пришел в мою роту и в мой взвод, старые добровольцы ушли, чтобы не смущать его. Я остался по долгу службы, стоял позади комбата, вместе с другими взводными и ротным, и наблюдал за их лицами. Слушали с огромным вниманием. На похвалы радостно улыбались, те, что из бывших гимназистов и реалистов, даже смущались. Особенно интересно было наблюдать за двумя братьями Евтюховыми. Старшему двадцать, младшему семнадцать. Крестьяне Орловской губернии. Военного опыта, кроме вчерашнего боя, никакого. Пришли в полк сами. Причины того, почему решили присоединиться к белым, объяснили просто:
— Продразверстка поперек горла встала. Подчистую все гребут комиссары. Вот и порешили мы к вам податься. Оно, конечно, в бандиты можно было бы. Да не душегубы мы, чтоб разбоем кормиться.
Все моменты речи командира батальона отражались на простодушных евтюховских физиономиях.
Вечером зашел в хату, где расквартировался поручик Бочкарев, и рассказал ему о своих мыслях. Дима усмехнулся:
— А ты, Ваня, еще и думаешь, размышляешь, травишь себя рассуждизмами, физионогмистикой занимаешься. Смотри, не застрелись случайно. Давайте лучше выпьем, господин поручик. У хозяина моей гостиницы отменнейший самогон. Чистая слеза. Если не придираться к вкусу, запаху и цвету, то с натяжкой можно представить, что пьешь кальвадос.
В огромной бутыли, которую он достал из-под стола, плескалась вязкая мутная желтоватая жижа. Но на вкус, действительно, нечто похожее на кальвадос. Подошли поручик Казначеев и капитан фон Лангер. Казначеев — взводный в Бочкаревской роте. Фон Лангер — помощник командира батальона. Фон Лангер вручил мне предписание — немедленно отбыть на станцию Дьячье и взять под командование роту в третьем батальоне. Быстро полковник Наумов выполнил свое обещание.
— А это вам, господин капитан, ваши новые погоны. Теперь вы больше не поручик, Разрешите вас с этим поздравить. Извините, что в боевой обстановке… — с этими словами он отдал мне «построенные» в тайне от меня капитанские погоны.
Выпили за мое новое назначение и звание. Потом они сообщили, что завтра на станцию Дьячье прибывает первый батальон полка, там соединяется с уже заскучавшим третьим батальоном и вновь становится полноценным 3-м Офицерским генерала Маркова полком. Затем выдвигается на позиции.
— А это неспроста! Помяните мое слово, господа. Орел сдан, но это не конец наступления на Москву. Через несколько дней снова пойдем вперед, и на этот раз сломаем красным хребет. И так сломаем, что никакой большевицкий хирург не соберет, — выпив, заявил фон Лангер и раскатисто рассмеялся. Капитан фон Лангер всегда был редким оптимистом и, кроме того, считал, что у него отличное чувство юмора. Мы его никогда не разубеждали в этом. Человек, в сущности, он был неплохой, к тому же он всегда первым узнавал последние новости. Насчет наступления он, скорее всего, прав.
Я почувствовал, что захмелел после одного стакана. Такое со мной редко случается. Видимо, сильно устал за эти дни. Разговор не клеился. У всех было разное настроение. Бочкарев, впав в меланхолию, молчал и пьяно улыбался. Капитан и поручик болтали без умолку, не перебивая друг друга. Замолкал один, тут же начинал говорить второй. Вспоминали, как они веселились месяц назад в Таганроге. Барышни, пиво, шампанское, вечеринки, синематограф. Казначеев начал пересказывать последнюю фильму Веры Холодной. Это было уже слишком. Я поддерживал разговор недолго, и, сославшись на необходимость завтра рано отъезжать, пожелал всем скорой победы, обнял поручика Бочкарева.
Пока шел до своей избы, прислушивался к звукам, которые были слишком невоенными. Где-то перекрикивались часовые. Залаяла собака. Ни пушечной канонады, ни отдаленного таканья пулемета, ни одного выстрела. Это я называю тишиной. А тишину за последние годы я совершенно разлюбил. Она стала слишком непривычной.
7 октября 1919 года. Перед отъездом построил свой взвод, сказал, что должен ехать, что они были молодцами в последнем бою, и что я верю в них, и что сожалею, что у нас не было времени узнать друг друга. Но добавил, что не исключено, что они вновь могут оказаться под моим командованием. Пути гражданской войны неисповедимы.
Станция Дьячье. Полк собрался как боевая единица. Два батальона — 1-й и 3-й. Славно. И артиллерия теперь своя есть. Настроение даже у меня улучшилось. Наша новая задача — занять оборону на широком фронте между Окой и правым флангом Дроздовской дивизии. Сегодня писать что-то не хочется. Пришел в 3-й батальон, он был расквартирован в теплушках, и принял свою роту у поручика Иванова. Его переводили в запасной батальон. Тяжелая форма чахотки. Мы перебросились всего несколькими незначительными словами.
Ничего не меняется, в этой роте тоже одни мальчишки-студенты и крестьяне, с десяток пленных красноармейцев. На 120 человек всего 10 старых добровольцев. Унтер-офицеры и фронтовики Великой войны. Некоторые знакомы мне. Фельдфебель Сидоров Семен, георгиевский кавалер, удовлетворенно погладил нафабренный ус, увидев меня, и заметил:
— Ваше благородие, Иван Павлович, помните меня под Кагальницкой? Ловко вы тогда краснюка прикололи, что мне в спину целился. Разрешите сказать, что рад служить под вашим началом.
— Помню, Семен Аркадьевич. Надеюсь на твою помощь с молодыми.
— Да вы не сумлевайтесь, парнишки толковые.
Запомнился на станции один дед. Такой бородатый и древний, что, наверное, видел нашествие Наполеона. Стоял в стеганом рваном полушубке и валенках, с надетыми от грязи лаптями, среди всей этой железнодорожно-солдатской суеты и продавал папиросы. Утверждал, что табак Асмолов № 7. Я поверил и купил у него россыпью три десятка и спросил:
— Как дела, дедушка?
— Дела как у всех, ваше благородие, ждем, — шамкнул дед в бороду.
— Чего ждете?
— Когда вам убивать друг дружку надоест.
— Смело говоришь. Мы же за правое дело бьемся. За освобождение России. Неужели ты, мудрый старый человек, этого не видишь?
— Я много чего вижу, — прищурился дедок, — Да тока то ж самое мне один красный командир говорил, зараз, за денек до вашего прихода. Моя вера мертвая, мне все равно скоро помирать. Одно скажу, господин офицер. Вы святого креста не сняли, и в том, может, ваша правда. Сражайтесь, покуда сил хватит, если мириться никак нельзя.
— Нельзя.
— Не повезло вам, — дед безнадежно махнул рукой побрел, хромая, в сторону прибывающего нового эшелона.
8 октября 1919 года. Получен приказ — перейти в настоящее наступление на Кромы. Во фланг обходящей собравшихся под Орлом корниловцев красной ударной группе. Сейчас мы знаем, что кроме латышей, в этой группе червонная кавалерийская бригада и бригада Павлова. Хороший офицер, знал его еще по Великой войне. Капитан лейб-гвардии Волынского полка. И я капитан. Смешно. У него бригада, и он теперь красный генерал, а у меня рота.
Латышской дивизией командует генерал Мартусевич, Южным фронтом красных — полковник Егоров. Бывшие. Ничего не понимаю.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
