Есть у нас достопримечательность, которой не подстать даже ни статуи двадцатиметровые, ни небоскрёбы никакие, ни даже водопады! А тем более, куда уж «магдональдсам», пусть с горками-атракционами, да с пиццерией и «Ашаном»!
Выходишь на двор в ночи – жара иль морозяк – и в двух шагах не видно и белой кошки. А над головой – чёрный купол мрака, обзор такой, что полчаши вселенских звёзд зачерпнуто-расплеснуто над головой.
От крупных, по кулаку, планет, висящих в ветвях над крышей, словно яблоки (а зимой – словно огни ёлочных гирлянд), до самой наимельчайшей и отдаленнейшей точечки.
Всё сияет и мерцает, словно в ожиданьи.
На небо здесь, правда, мало смотрят. Зефирово-розовый рассвет и золотой, потом медный, раскалённо-красный пятак заката в копилочную прорезь чёрно-зелёной земли тоже не в счёт. Но я родился и вырос под этим небом. Я и сейчас живу под ним.
Часть вторая
Была культура… Осыпающаяся киноплёнка прошлого, гроздья салюта и болотные огни будущего
В повести из мини-очерков или этюдов «Мир-село и его обитатели» из-за сжатости объёма мне как автору не хватило рефлексий и обобщений, и вот вскоре после её публикации2, у меня само собой сложилось некое продолжение или addendum3, посвящённое культурной жизни и, если угодно, цивилизации сельской местности, правда, в основном уже канувших в Лету.
Таким образом получилась вторая часть, более пространная, добавляющая объёмности видения первой, кое-какие истории подкинули и неугомонные персонажи…
Во вступлении к первой части я написал, что извините, мол, дорогие односельчане, вам вряд ли понравится. Там же было персональное посвящение моей матери, которое теперь пришлось снять. Честно сказать, в глубине души я всё же надеялся… Однако реакция моих родственников (или переданная через них) превзошла все мои ожидания. Чуть ли не опровержение собираются писать в районной газете! Не кострами инквизиции запахло, но особенной родоплеменной обструкцией и выдворением персоны нон-грата. Смешно, конечно, – если не в деревне жить, куда я волей обстоятельств год назад вернулся…
Но художник во мне не угомонился, я, что называется, сделал выводы и свою ошибку осознал (в первой части дана зарисовка с натуры преимущественно одного настоящего: как будто так плачевно всё всегда и было, и ничего другого никогда и не было – никакого пресловутого развития, ни культуры, ни цивилизации…) и вот теперь по мере сил исправляю…
Как ни странно, мне за свои писания уже приходилось сталкиваться с упрёками за… положительные отзывы о советских реалиях (как звучит! – как встарь, во времена тех же реалий), а также и в том, откуда я, дескать, всё это помню, коли родился в конце 1970-х. Помню отлично – многие детали с сновидческой прямо ясностью! Толстой утверждал, что помнил, как он родился… Я же в своих исследованиях-мемуарах поведу речь всего лишь о впечатлениях так называемого детсадовского и школьного возраста. Понимаю, что это всего лишь звучит иронично, равно как отдаю себе отчёт в переосмыслении материала и ценности его прежде всего для тех, кто приходится мне ровесником или декадой младше. Недавно посмотрел две серии фильма про А. Пугачёву и заметил там десятки несообразностей с точки зрения несоответствия эпохе – хотя в Москве я тогда не жил, да, кажется, и вообще о ту пору ещё и пешком под стол не ходил. Великий Лев хотел убежать из клетки… Не знаю, как там в столице, у не помнящих родства реквизиторов, для меня предметный – да и психологически-идеологический тоже – мир той эпохи (великой и географической, с какими-то открытиями, как ни крути) тянется, можно сказать, по сей день. Но: при всей чудовищности Советского Союза как государственной машины и его совка как культуры и цивилизации было в них кое-что из разряда с заботой о человеке (простом и маленьком, труженике, латрыге и обывателе), да и о тех же смышлёных-несмышлёных, помнящих-непомнящих детях…
Предвижу также, что штампом как раз из школьно-советской поэтики меня и припечатают: «ретроград» (а я-то уж про себя в настоящем на будущее мнил: «футуролог», а раньше именовали в прессе: «футурист»! ). Припечатают, как бы забывая очевидное (уже для вузовской программы!), что художественное творчество, связанное со стихией воображения и освоением нашим сознанием бытия вообще, цветёт не только сезонным (а то и вовсе парниковым) цветом настоящего, но имеет и подпочву таинственных «roots bloody roots» 4, а также антенноподобные вершки с уже зреющими, но пока не познанными плодами познания – как своего шеста-куста, листа и стебля и близлежащей растительности, так и свободного потока фотонов, энергии уже чисто космической и безотчётной.
Прошу прощенья за разъяснения банальностей поп-ботаники (тем паче, то уже научен истолкованиями вспять), замечу только, что «весёлая наука» и «мои университеты» у всех, конечно, разные, и мне тут как писателю, видно, и впрямь неимоверно повезло.
Аграрии и их крест – на растрескавшейся земле, в пыли, в алмазах!
С чего начать? Да хоть с чего!..
Школа, где я учился, два года назад стала девятилеткой, даже хотят ещё понижать, и приписана теперь к другой школе в двух десятках вёрст; сельсовет и больница – тоже; остались только живописанные мной в повести богадельня (она и открыта была не так давно) да старый, пустопорожний нынче, клуб заместо снесённого нового. Есть ещё почта, а в ней широко продаётся кабачковая икра (невкусная), и здесь же, мне сказали, брезжит высокотехнологичностью и глобальностью Интернет… Оказалось, единственный порт, больше никому ничего подключить нельзя! Оказалось, за три года глобальной подключённости ни один любознательный недоросль не пришёл на почту посидеть или зависнуть! Престарелому первопроходцу критикуемой мной же глобал-цивилизации, мне хватило на проверку почты двух пятидесятирублёвых карточек, после чего волшебные карточки закончились (их было в наличии всего две!)…
В городе-то всё перепрофилируется. Те же вузы: то понаоткрывали повсюду психфаков и журналистских, и философских даже (!) отделений, а то вдруг запнулись и призадумались: для кого это и зачем – а тем более тут? «Институт обслуживания потребителей и охраны помещений» – вот что трэбо, а для совсем уж неугомонно-сельских, кто вопреки всему выбирает проживание (да пусть и выживание) в родной дерёвне, – «Институт проблем изучения кружения телка в прикладном аспекте кручения ему хвоста». (См. часть первую.) Ну, и Институт, как водится, лишь название высокопарное, как Парнокопытным поименовать телка. Оно, с одной стороны, и правильно – поближе к корням и почве, доярок надо готовить и дояров, а не юристов-экономистов да философов; но с другой – вот городок губернский или прославленный Мичуринск (Наукоградом нареченный, чтоб с толку сбить доверчивых к названиям на картах противников-американцев): и карточки тут есть трёх видов, и икра заморская (баклажанная), и джинсы ихние (китайские), и джин-тоник в смятой полторашке, только пресловутый культурный слой, как чернозём, выветривается – деградация почв, эрозия, пылевой котёл – страшные вещи, в прямом ли, в переносном смысле.
