— Вижу парень ты не глупый и о том, что здесь увидел и услышал, болтать не станешь, — хозяин еще раз оглядел Ивана. — О деле Григория Катошихина расскажу тебе в назидание! Хотя о многом мы и не знаем! Но достоверно известно, что при покойном государе Алексее Михайловиче он был принят подьячим в Посольский приказ. Оказался толковым и исполнительным, был допущен к переписке на высочайшее имя, стал получать наградные и кормовые, а жалования ему положили тридцать рублей в год! Но однажды совершил ошибку: в самом начале грамоты на имя великого государя слово «государь» пропустил! Царь-батюшка это самолично заметил и потом боярину Ордину-Нащокину выговаривал с неудовольствием. Но с Гришкой обошлись милостиво. Уложили во дворе Посольского приказа и маленько постегали батогами, чтобы другим было неповадно делать ошибки в казенных бумагах! А вскоре его послали в Стокгольм с царской грамотой шведскому королю… Что это ты рот разинул?
— После батогов и такое поручение?
— На государевой службе ошибаться нельзя, но с верным слугой случиться может всякое. Особенно с молодым и в первый раз. Одного только не прощают — измены. Так вот, после Тришкиной поездки за рубеж стали наши люди замечать, что Адольф Эберс, шведский посол в Москве, о наших делах стал слишком осведомлен. Подозрениям ход не дали, но на всякий случай отправили Гришку в Смоленск, где тогда шли наши мирные переговоры с поляками. Там он исчез, а потом объявился в Пруссии. Встретился с одним из придворных шведского короля, тайным другом Москвы. Выведал от него, что некий шведский полковник собирается ехать к нашему государю с важным сообщением о военных приготовлениях Стокгольма. Вот этих двоих Гришка и выдал…
В это время заскрипели ступеньки лестницы, а внизу опять звякнул колокольчик. Дед Кондрат вошел в комнату и сообщил, что выполнил поручение, а человек в синей куртке ушел.
—… Я тогда еще только дело свое начинал, но хорошо помню, как все государевы люди всполошились, — продолжал хозяин. — Гришку было приказано всякими сысками непременно сыскать. Так вот, нашелся он в Стокгольме под именем Алексашки Селецкого и был зачислен в штат королевского архива. Оказалось, что там, по приказу канцлера, графа Магнуса дела Гарди, писал книгу «Описание московского государства».
— Что же он там понаписал? — сердито спросил дед Кондрат.
— Много написал про охоты и пиры, разные обычаи. Может быть в Москве на это и не обратили бы внимания — иностранцы о нас много чепухи пишут. Но выдал Гришка тайну, за которую ему уже не могло быть прощения.
— Что за тайна?
— Теперь дело прошлое, можно сказать. Тем более во многих странах этим грешат. Написал он о том, как царская казна скупает немецкие ефимки, чеканит из них свою монету, а потом пускает ее в оборот по высокой цене. Так что с каждого ефимка имеет прибыль в семь-восемь алтын[14]!
— Вор и изменник!
— За книгу шведы Гришку хвалили и наградили деньгами, но его мнений по государственным делам слушать не стали и на свои тайные советы не допускали. А тут в Стокгольм прибыл российский посол Иван Леонтьев и потребовал выдачи изменника. От обиды на шведов и страха перед нашим Тайным приказом начал подьячий сильно пить. Кончилось все тем, что он поругался с королевским переводчиком, в доме которого снимал комнату, и заколол его кинжалом. Суд был скорый, шведы и сами были рады отделаться от Гришки, убийцу приговорили к смертной казни. Наши надежные люди все видели и в Москву послали точное донесение. Ну а тело Гришки отдали в город Упсалу, где в университете его кости нанизали на медные проволочки и получился скелет для науки студентам. Понял, Ваня, чем грешен Григорий Катошихин?
— Понял!
— Даже мать сыра земля не приняла кости изменника! — назидательно произнес дед Кондрат. — Василий, мне тут одна мысль пришла, хотел посоветоваться. Ваня, а ты пойди, погуляй по городу. Парень ты разумный, умеешь себя соблюсти, к вечеру возвращайся на карбас.
Хозяин лавки проводил до дверей, на прощание обнял.
— Гуляй смело, днем здесь безопасно. Сейчас возьми налево и выйдешь на площадь к ратуше, там есть что посмотреть. Потом спросишь улицу Люхике Ялг и по ней пройдешь прямо в порт. Запоминай дорогу, еще раз будешь в Ревеле — заходи!
Глава 5
На площади Иван постоял у ратуши, высоко над которой на тонком шпиле поворачивался на ветру кованный из меди воин с копьем. Осмотрел и другие диковинки. Но задержался у прилавка, где стояли подносы с румяными булочками и крендельками, прикрытые от мух белой кисеей. Запах от них исходил соблазнительный, а тут еще в дверях появился толстяк в белоснежном фартуке. Приподнял край кисеи и сделал приглашающий жест, указав на два столика, накрытых чистой скатертью. Ноги сами внесли Ивана в эту комнату, и не успел он оглянуться, как рядом со столиком оказалась очень милая девушка. Что-то защебетала и, увидев выложенный на стол ефимок, стала указывать на другие подносы с выпечкой.
Серебряной лопаточкой положила на тарелку две булочки с кремом и лепешку, покрытую прозрачным розовым студнем с ягодами малины. На подносе принесла сдачу — горку медяков и чашечку с пахучим черным питьем, от которого поднимался пар. Еще немного поулыбалась и несколько раз указала пальчиком на чашечку, что-то успокоительное сказала и добавила одно лишь слово — «кава».
После просяной каши и солонины, чем питались на карбасе, лакомство просто таяло во рту. Питье оказалось в меру горячим, сладким и со странным горьковатым вкусом. Ох, хорошо, что деда Кондрата не было рядом. Наверняка оговорил бы за такое баловство да еще за деньги!
На обратном пути Иван смотрел на город и его жителей уже другими глазами. Услышанное в лавке странного торговца мехами напомнило слова родного деда Степана, сказанные перед началом плавания. Старик предупреждал внука, что в дальних краях тот встретит много нового и необычного, прелестного и греховного. Советовал все мотать на ус, полезное запоминать, опасного остерегаться! Вернешься домой, отслужишь благодарственный молебен, кому следует поднесешь подарки. Еще напомнил, что наши бояре и дьяки свирепы, перемен не хотят, нового боятся. Держи язык за зубами и чужое житье не расхваливай… Сегодня Иван понял, что имел в виду дед Степан.
За могучими крепостными воротами, уже где-то на подходе к порту, встретился Соловей. Немного навеселе, а в руках держал небольшую скрипку довольно странной формы. Увидел товарища и радостно бросился ему навстречу.
— Ваня, город-то какой дивный! Дома-то все с фигурами и резьбой! В балагане смотрел, как актеры давали представление — с Петрушкой, чертями и русалками. Вроде того, как наши скоморохи устраивают на Масленицу!
— Что это у тебя?
— Называется лютня. Видел как один актер играл на такой. Очень даже чувствительно. Купил. Научусь играть, и на нашей улице все девки с ума сойдут! Здесь рядом есть корчма, маринованную селедку с яблоками подают! Зайдем, отметим встречу с Европой!
