Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
– Удо.
– Ты, что, японец?
– Немец, – бросил он уже поднимаясь в свою комнату и проклиная родителей за столь «удачно» выбранное имя, благодаря которому девяносто девять человек из ста принимают его за потомка династии Цинь, даже не смотря на его большие голубые глаза, высокий рост и совершенно неазиатскую внешность. – Меня не беспокоить. У меня много важных дел.
– Счастливого пути, – Кэт помахала ему рукой на прощанье. – Ну чего ты так на меня смотришь? – Бес даже вздрогнул от резкости ее тона. – Просто у них сегодня плохое настроение. И вообще: вот твое солнце, вот твое небо, – указала она рукой на лампочку и потолок, – бери и пользуйся. Просто не забывай, что ты в этом мире не один, – теперь она обвела рукой комнату и хлопнула Беса по плечу. Неожиданное дежавю неприятно накатило волной из отдалённых глубин памяти, заставляя оживать видения сегодняшней ночи.
– А у вас что, все по расписанию?
– Нет. Но если нечего делать, мой юный друг, то ты вполне можешь его составить и неукоснительно его же и соблюдать, строго следя за тем, чтобы и другие особи, живущие здесь, не нарушали данного священного постулата. Еще могу возложить на тебя раскладывание вещей в платяном шкафу по цветам и материалам, если ты конечно найдешь его в этом доме. Но до пришивания личных бирочек к ста сорока парам моих носок ты еще не дорос. Не занимайся ерундой, просто будь, это самое главное. Вот и вся простецкая философия. Понял?
– Не вполне, но буду всячески стараться постигнуть тайны этого жилища, – сказал Бес уже в полной мере чувствовавший на себе действие виски и успокоительного.
– И напоследок: на втором этаже траву не кури, – Эмми злится. И не сори, – она необратимый педант. А теперь иди домой и завтра я жду тебя здесь. Всего доброго. И прежде чем Бес успел опомниться она выпроводила его за дверь.
Бес шел домой, прокручивая в сотый раз в голове незнакомое ему слово «педант». К концу своего пути он укрепился в мысли что педант – это новое направление в музыке, к которому ему предстоит примкнуть не позднее завтрашнего дня. «Все же жизнь – это самая непостижимая вещь, которая могла случиться со мной за все время моего существования на этой круглой земле».
* * *
Пути Господни неисповедимы. Те, кто чертит на листах пергамента свою собственные карты просто сбивается с пути немного быстрее тех, кто имеет твердую веру и путеводную звезду на небе. Вот если и есть Бог, то он где-то очень высоко в этом небе и кажется отсюда очень маленьким и ненадежным. Но все же он, наверное, существует, не грубо опошленный церковными догмами и папскими проповедями, а совершенно независимый и неповторяющийся для каждого, кто вдруг решил протянуть ему свою неуверенно подрагивающую руку. И сколько бы впредь дорог не открывалось перед таким человеком он выберет единственно правильный путь, оставляя за собой две пары следов.
Страшно замерзнуть изнутри. Однажды проснуться и понять, что тебе никто не нужен, а главное никому не нужен ты. Слезы – это не признак жалкой слабости, слезы – это соленая памятка того, что ты еще жив и способен чувствовать. Слезы – это признак человечности, которую мы в себе старательно искореняем. Слезы – это вдох. Смерть – выдох…
Время текло, увлекая в этом потоке группу «Лестница», которая постоянно рисковала наткнуться на острые подводные камни, потонув в безызвестности или окончательно сесть на вязкую мель, поставив тем самым точку в своем неравномерном и неоднозначном развитии.
Время… Время с каждым днем сокращало их жизни на двадцать четыре часа, а жизнь Беса на целых двадцать пять, так как он свято верил в наличие этого лишнего часа, по всей видимости путая его с двадцать пятым кадром. Единственное что было намертво выгравировано на корке его головного мозга в секции со скромным названием «память» так это время и дозировка. Пренебрегая одним из этих имен нарицательных, в первом случае он рисковал вновь испытать то «волшебное» ощущение всепобеждающей ломки, коварно преследовавшей его и жестоко наказывающей за отсутствие должного внимания и трепетного отношения к самой себе; во втором случае он мог всего лишь не проснуться. Первое было страшнее.
Он очень боялся, что Эмми или еще кто-нибудь раскусят его, догадавшись о «маленькой» слабости. Тщательно исследовав свою комнату, он решил, что самым подходящим местом для хранения своих тайных удовольствий будет небольшой зазор между кроватью и стеной. Хорошо порывшись на чердаке, он нашел старую грязную мыльницу, тщательно соскреб с неё сомнительный налет и прикрутил к стене под самой сеткой своей двуспальной кровати. Даже если бы кто-нибудь и полез под кровать (ну мало ли что ему там понадобилось) мыльницу не было видно из-за вечного полумрака, неколебимо царящего в этой зоне. В мыльнице он хранил иглы от одноразовых шприцов, конвертики с коком и деньги, которые откладывал именно для этих нужд. Травкой и таблетками он нарочно сорил по всему дому, оставляя их иногда даже в туалете, полагая, что это не наведет никого на какие бы то ни было странные мысли и щекотливые вопросы. И действительно: для всех Бес был просто любителем марихуаны и ЛСД. А, впрочем, никто и не хотел задумываться над тем, чем он занимается, закрывшись на все замки в своей неубранной комнате.
Между ним и Эмми установилась невидимая, как его изощренный тайник, связь на тончайшем чувственном уровне, которого они с Удо не смогли достичь за три с лишним года существования их уже теперь не существующих для Эмми отношений. Очень часто они вдвоем сидели на крыше их дома, кутаясь в дырявые свитера и изношенные куртки, распивая на двоих прохладный вермут, оставляющий на губах липкие отпечатки своего существования.
Бес клал свою горячую голову к ней на колени и делился поистине детскими мечтами, в то время как она нежно гладила его по голове, молча пририсовывая белые крылья к его плотной спине.
– У тебя будут красивые дети, – он глубже зарылся в ее ладони.
– Ты думаешь? Я хочу мальчика. Назову его Дени, буду читать сказки и гонять с ним мяч на заднем дворе.
Хм, – он горько усмехнулся сам себе, – теперь у детей другие игры. Мой сын будет в семь лет измерять линейкой высоту вздыбленного члена, таращась на акселераток из PLAYBOY, а дочь просто закачает в себя тонну силикона и отбелит по-лошадиному выпирающие зубы, стянутые платиновыми брекетами. Возможно, она втиснет свое измученное тело в кофточку на пять размеров меньше чем одежда Дюймовочки, а по утрам я буду дико кричать от ужаса, наткнувшись на её ненакрашенный вариант, оккупировавший ванную комнату. Любимыми их книгами будут дырявые комиксы с тупыми ремарками и заляпанное жирными пятнами меню из ближайшего фаст фуда. Ну а меня они сплавят в пропахший мочой, вазелином и поташем дом престарелых. Они будут приезжать раз в два года и привозить в качестве откупа кучу разных ненужных мне более вещей, которые мне нельзя будет съесть из-за полного (или частичного, я еще не заглядывал в будущее) отсутствия зубов и совершенно незачем одевать, потому как дальше лавочки у крыльца этой богадельни нас никто не будет выпускать. Когда я умру они забудут прийти на мои похороны, но я не обижусь: мне будет уже все равно.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
