Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Запестрили на подоконниках выставленные для продажи полосатые половики и ковры, все чаще попадались взгляду сидящие в окружении медной посуды – сосудов, тарелок, подносов и вытянутых стаканов – седобородые, курящие изогнутые трубки старики. Откуда-то играла музыка, из раскрытых окон галдели дети и их матери, грохотала посуда. Пахло жареной, но незнакомой едой.
– Здесь всюду что-то продают.
Для того чтобы скрыть наши экзотические внешности, мы с Тайрой накинули на лица некое подобие сетчатых вуалей, говорить из-под которых было все равно, что говорить изнутри картофельного мешка. Плотная ткань скрадывала звуки, приходилось повышать голос.
– Да, потому что продажа – основной метод заработка в Рууре. Одни изготавливают, другие торгуют.
Поначалу я очень переживала, что нас «заметят» – поймут, что мы чужие, а потому старалась молчать и сосредотачивалась на том, чтобы не очень волноваться – сердце грохотало, как сумасшедшее – но чем дальше мы уходили от дома старого Учителя, тем скорее забывалось мое волнение – ведь вокруг было столько интересного! Ближе к центру улицы расширялись, толпа уплотнялась, и Руур действительно начинал походить на большой базар. Прямо на глазах разворачивались полотняные зонты и навесы, под ними развешивались золотые и серебряные украшения, посуда, курительные принадлежности, раскладывались сушеные фрукты и незнакомые, напоминающие разноцветную шахматную доску молотые специи. Запах от них стоял вязкий, плотный, почти дурманящий. Интересно, все ли в порядке с нюхом у продавцов – после пары-то дней рядом с таким товаром? Поблескивали выставленные под солнце округлые ободы тазов и вытянутые ручки плошек, сохли мокрые (почему-то) шкуры, тут и там возвышались горы наваленных друг на друга подушек – все, как одна, искусно вышитых. Качались под жарким ветром многочисленные кисточки и плотная бахрома штор, сверкали из-под белых тюрбанов жадные и зоркие черные глаза местных зазывал, грели глиняные бока вазоны и горшки, распространяли свой манящий аромат диковинные сладости.
Все пахло, качалось, блестело, сверкало, пестрило, шуршало и даже кудахтало, как в том случае, когда в небольших клетушках продавали похожих на цыплят, но только не желтых, а белых или серых мелких птенцов.
– Это маленькие несухи, – пояснила Тайра, ловко маневрируя в толпе. Она, в отличие от меня, не обращала внимания на стоящие у стен домов телеги, с кемарящими на них продавцами, не спотыкалась о расставленные мешки и не глазела на развешенное и расставленное многочисленное пестрое барахло. – Они дорого стоят, но зато дают много яиц – их выгодно держать тем, у кого есть деньги, кому хватает на корм.
– Смотри, а тут продают обувь! Ведь нам нужна…
Я указала пальцем на соседнюю палатку, и к нам тут же засеменил продавец.
– Никогда не показывай пальцем – потом от них не отделаешься.
– Ой.
Мой палец тут же спрятался в рукаве тулу, вот только поздно.
– Благопочтенные дамы, чего изволите? – наверное, одетый в короткую белую рубаху и просторные штаны мужчина произнес не «дамы», но мой браслет перевел это слово именно так – «дамы». – Сандалии, шлепушки, вышитые туфельки, домашние шуршики? Дешево, со скидкой, поторгуемся, сойдемся в цене. Заходите, а там договоримся…
«Шуршики»? Незнакомые слова смешили. И заходить в палатку мы не собирались точно, что Тайра неприятным голосом быстро и доходчиво объяснила продавцу. А когда оттащила меня от палатки, сбивчиво пояснила:
– Здесь мы не найдем ничего качественного – такую обувь он сам шьет дома, и она развалится через три дня. Нам нужна хорошая лавка, не такая, как эта.
– Все-все, поняла, больше пальцем ни на кого не показываю.
Едва слышно захихикал мой «шарфик».
– Смешно тебе! – проворчала я и фыркнула.
Поначалу мне действительно казалось, что на нас не обращают внимания, но чем меньше я смотрела на товар, а больше на людей, тем чаще замечала недоуменные взгляды местных женщин и подозрительные мужчин.
– Тай, а почему на нас так смотрят?
– Мы ничего не покупаем, – моя спутница ускорила шаг. – Не торгуемся, у нас в руках нет корзин, а наша одежда слишком длинная. На ней нет вышивки и знаков, поэтому мужчины присматриваются к нам для того, чтобы понять, нельзя ли нас… позаимствовать.
– Что?!
– Они пока не понимают, являемся ли мы чьими-то женами или нет. Смотрят на наши пальцы, украшения, не видят принадлежности к Домам и не знают, как им с нами себя вести. А если бы знали, давно бы уже тащили по своим палаткам.
– Вот пакостники, – прошептала я и, чтобы поспевать за Тайрой, почти перешла на бег. – А далеко еще идти?
– Нет, всего восемь улиц.
Восемь? Всего?
Второе слово удивило меня куда сильнее.
Начиная с этого момента, я старалась не смотреть по сторонам, но так или иначе не могла не замечать некоторых местных особенностей. Как то: женщины действительно одевались в тулу разных цветов и фасонов, но никогда в белое. Белый цвет был основным для одежды мужчин – коротких или длинных рубах, головных уборов и широких штанов. В сочетании со смолянисто-черными волосами, усами и бородами, они являли собой резкий и довольно красивый, если бы не неприятные (по большей части) лица, контраст. Детей на улицах я почти не увидела – только изредка и самых маленьких – подростки же полностью отсутствовали – наверное, обучались в неких закрытых заведениях или же сидели по домам. Шустро сновали туда-сюда служанки, разнорабочие и подмастерья, лениво прогуливались, выбирая дорогой товар, обеспеченные жены, курили, играли в кости и прохлаждались у стен домов мужчины.
– Вот лентяи. Женщины работают, а эти сидят и ничего не делают, – бухтела я себе под нос. – Что за неравенство? Не стирают, не варят, не метут улицы, не работают…
– Некоторые работают, а некоторые держат лавки, где на них работают другие.
Дорога под ногами была покрыта песком. Кое-где, там, где дома стояли старые и обветшалые, песчаный покров уплотнялся, мягко пружинил под подошвами, в других он был заботливо сметен в сторону, и тогда у стен образовывались рукотворные барханы.
– Рядом пустыня, – пояснила Тайра, уловив ход моих мыслей. – Песок – основная беда города. Ни плодородной почвы, ни чистоты, ни влаги. Постоянная грязь в домах, борьба с пылью.
– Мда. А почему женщины не носят белую одежду? Я что-то не заметила ни одной в белом.
Моя спутница усмехнулась.
– Белый – это цвет Бога и его детей, а таковыми здесь считаются исключительно мужчины.
– Да? – мне хотелось ответить жестче и резче, но я промолчала. Не мой мир, не мои правила. Хотя прокомментировать хотелось. – Почти все провожают нас взглядами. Неужели понимают, что мы не местные?
– Конечно, понимают. Ведь здесь в домах нет телевизоров и радио, и поэтому главная забава в Рууре – это общение и сплетни. Здесь все знают всех или почти всех, а новички – повод для новых разговоров, способ рассказать кому-нибудь такие редкие в этих местах новости.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52