Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
— Понимаю. — Надя склонила голову, пряча подступившие слезы. — Но это не только обуза, но и радость великая. И никакой карьере ребенок помешать не может, я в этом уверена.
— Уверена — рожай, — зло бросил Павел. — Только меня в это не впутывай. Господи! — Он схватил себя за волосы и несколько раз с такой силой дернул их, что покраснела кожа на голове. — Ну почему ты не сделала аборт, когда срок позволял? Сейчас-то поздно уже…
— Что? Какой аборт?! — ужаснулась Надя. — Это ж грех какой, ребеночка убить! Да и зачем? Мы молодые, здоровые. Ты работаешь, я в деревню уеду. Справимся, воспитаем. Не война же…
— Справляйся и воспитывай. — Павел как-то разом устал. — Еще раз повторюсь, что к твоему ребенку и его судьбе никакого отношения не имею. Ты вообще-то уверена, что он мой?
Надя отшатнулась от него, как будто ее ударили. Она даже руку приложила к щеке, сотрясаясь всем телом от причудившейся ей увесистой пощечины.
— Как ты можешь, Паша? — Слезы уже текли часто-часто, прокладывая дорожки по ее прозрачным, словно фарфоровым щекам. — У меня же никогда, кроме тебя, никого не было! Ты — единственный мой.
— Все. — Он отлип от стены, к которой привалился спиной. — Разговор окончен. Ты, когда решение принимала ребенка оставлять, со мной не советовалась, а потому расхлебывай кашу, которую заварила, сама. Родители тебя простят, в беде не бросят. Будешь жалобы на меня писать, сразу предупреждаю, пожалеешь. Даже если меня по комсомольской линии и заставят силой на тебе жениться, то ты проклянешь тот день, когда ноги подо мной раздвинула. Насильно мил не будешь, говорят, да и я — не тот человек, который стерпит насилие над собой. Поняла?
Надя молчала, глотая слезы. Он грубо тряхнул ее за плечи, так что голова ее, как у тряпичной куклы, которыми она играла в детстве, безвольно мотнулась назад и даже зубы клацнули.
— Поняла?! — снова спросил он с угрозой.
Открылась дверь, и из помещения кафедры вышла декан Светлана Авилова — гроза факультета, которую боялись до одури и обожали до идолопоклонства все, от студентов до преподавателей. Павел тут же отпустил Надины плечи и отшатнулся.
— Все в порядке? — Авилова внимательно посмотрела на залитое слезами личико Наденьки, не упустив и ее заметный уже живот.
— Да. — Надя независимо вскинула голову и, повернувшись спиной к своему мучителю и нечаянной защитнице, пошла по длинному коридору. Осколки разбитой вдребезги мечты о счастье хрустели у нее под ногами. Или это было разбитое ветром оконное стекло? Она не знала. Так же, как не знала, что ей делать дальше.
Впрочем, несмотря на внешнюю хрупкость, фарфоровость даже, отличающую ее от большинства сельских, кровь с молоком, девушек, характером Надежда обладала решительным. Проплакав несколько часов и потом проведя ночь без сна, глядя в потолок, пустой, как будущая жизнь, утром она встала с кровати с готовым планом действий. Нет непростых ситуаций, бывают трудные решения. Так, конечно, Надежда свою жизненную философию не формулировала. Но зато в соответствии с этим правилом она поступила.
Собственно, проблем было две — где и на что жить с ребенком. И эти, казалось бы, нерешаемые проблемы решились очень просто. В первом домоуправлении, в которое обратилась Надежда, место дворника было занято, во втором — вакантно, но там ей отказали, глядя на ее субтильную фигурку с выступающим животом, а вот в третьем — согласились принять на работу и предоставить служебное жилье — комнату в деревянном бараке с печкой и выгребной ямой в конце общего коридора.
Выросшей в деревне Наде к таким условиям было не привыкать, поэтому назавтра же она, забрав документы из института и вещи из общежития, переехала в свое новое жилье. Оклеила комнату самыми дешевыми обоями местной фабрики, которые одуряюще пахли, но веселили глаз голубыми цветочками, и на третий день вышла мести двор.
— В декрет пойдешь? — спросил у нее унылый начальник домоуправления. — Если пойдешь, из комнаты выселю, так и знай.
— Не пойду, — пообещала Надя. — Ребенок на улице в коляске спать будет, пока я работаю. Я обещаю, что вас не подведу, помогите мне, мне идти некуда.
— Да никто в очередь и не стоит на это место и это жилье, — поморщился он. — Работай на здоровье.
— Все у меня еще будет, — сказала себе Надя, вернувшись в первый вечер с работы и рухнув на колченогую кровать с продавленными пружинами. — И образование, и любимая работа, и любовь.
Дочку, родившуюся в рождественскую ночь с шестого на седьмое января, она назвала Любой. Надежда и Любовь. Теперь их было двое.
Конечно, она сильно уставала. И в первые дни, с непривычки. И на поздних сроках беременности, и после бессонных ночей, хотя родившаяся дочка была спокойной и особых хлопот не доставляла, и позже, когда начались проблемы с сердцем. Но, сжав зубы, много лет каждое утро выходила она на свою работу, чтобы сберечь право на единственное жилье, которое могло быть им пристанищем.
Когда Лельке исполнилось девять месяцев, Надя взяла приработок — устроилась дворничихой в детский сад, чтобы в него взяли дочку. Когда девочка стала постарше, то выходила помогать матери, не страшась ни дождя, ни снега. А с годами все чаще начала убирать двор и вместо нее. Надя тогда уже ослабела настолько, что не всегда могла встать с постели.
Загаданное когда-то сбылось не полностью. Учительский диплом и мечта встать у школьной доски так и не воплотились в жизнь. Зато Любовь у нее была — яркая, непоседливая, упрямая и надежная.
Мужчины для Надежды не существовали. Встреченный по несчастью красавчик-блондин, подаривший ей дочь, так и остался единственным в ее жизни.
Конечно, с родителями она все-таки помирилась. Лельке было полтора года, когда к ним в гости приехал дед, который оглядел их убогую комнату, шагнул к сосредоточенно играющей на полу у печки Лельке и подхватил ее на руки. С тех пор лето она всегда проводила в деревне. Оттуда же их небогатое домашнее хозяйство пополнялось выращенным на огороде урожаем, собранными в лесу грибами и ягодами, а также новыми носками, шарфами и свитерами, которые вязала бабушка. Платьица для дочки Надя шила сама, и их скромного семейного бюджета вполне хватало на жизнь. Надя искренне так считала до самой своей смерти, а Лелька — до тех пор, пока сволочь-директриса не открыла ей глаза на социальную пропасть между богатыми и бедными.
Лелька так и не призналась матери, что в шестом классе тайком сбегала посмотреть на отца. Историю дочкиного появления на свет Надя не скрывала. Она была убеждена, что любить не стыдно, так же, как и верить тому, кого любишь. Имени своего бывшего возлюбленного она, конечно, не называла, но Лелька росла девочкой сообразительной, поэтому найти на кафедре русской литературы высокого тридцатисемилетнего блондина, пусть даже и начинающего седеть, было для нее плевым делом.
Идя в институт, Лелька не представляла, что будет делать. Четкого плана у нее не было. Подойти и представиться? А если он давно уже и думать забыл про какую-то Надю, которая двенадцать лет назад ждала от него ребенка? А если не поверит, что Лелька и есть тот самый ребенок? А если выгонит вон? А если, наоборот, обрадуется?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
