– Я предлагаю вам стать капером.
– Определенная сумма комиссионного вознаграждения, как всегда в подобных случаях.
– Я слышал, что в такие места вербуют чуть ли не насильно, когда человеку некуда деваться.
– Но только не людей вашего калибра, мистер Кенуэй. Не тех, кого мы рассматриваем в качестве будущих капитанов.
– Все потому, как вы себя вели в той драке, мистер Кенуэй. Во всех смыслах.
– И если я пообещаю вам подумать, освобождает ли это меня от обязанности угостить вас элем?
8
В тот вечер я ложился спать, понимая, что мне предстоит разговор с отцом. Судьба уводила меня далеко от овечьих пастбищ. Вскоре я погружусь в дерзкие и захватывающие приключения, какими изобилует жизнь капера.
Новость явно огорчит отца, но в чем-то, быть может, ему станет легче. С одной стороны, я представлял для него ценность как хороший продавец с отличными перспективами на будущее, которые бы послужили на благо нашей семьи. А с другой – мои попойки, потасовки в тавернах и, конечно же, вражда с семейством Кобли осложняли жизнь ему и матери.
Вскоре после убийства тех овец произошло новое несчастье. Как-то утром мы проснулись и обнаружили, что за ночь все овцы разбежались. Отец решил, что кто-то нарочно проделал дыры в ограде. Я ни словом не обмолвился о происшествии в гавани, но для меня было очевидно: Том Кобли затаил на нас обиду и просто так не отступит.
И все это обрушилось на отцовскую голову из-за меня. Но без меня у Кобли не будет причин продолжать свою вендетту.
Засыпая, я только и думал, как сообщить эту новость отцу. И как затем отец будет вынужден рассказать о случившемся матери.
И тут я услышал какой-то стук. Стучали в мое окно.
Я выглянул в окно, ожидая худшего. В памяти были еще очень свежи стычки с Кобли. Но вместо своего заклятого врага я увидел ее, восседающую на лошади в бледном свете луны, как будто сам Господь держал фонарь, освещая красоту наездницы. Ею была не кто иная, как Кэролайн Скотт.
Наряд Кэролайн больше подошел бы для школы верховой езды. Она была вся в темном. Высокая шляпа, белая рубашка и черный жакет. В одной руке она держала поводья, в другой – горсть камешков, которую намеревалась снова бросить в мое окно.
Этот способ привлечь внимание был мне хорошо знаком. Помню, я сам бросал камешки в окно своей подружки. Делая это, я боялся, как бы вместе с ней не проснулся весь дом. Тогда я бросал камешки, прячась за каменной стеной. Кэролайн вела себя совершенно по-иному. Сказывалась разница нашего положения в обществе. Она не боялась, что ее с криками и руганью прогонят коленкой под зад. Ведь она была Кэролайн Скотт с Хокинс-лейн в Бристоле. Она была обещана в жены сыну одного из столпов Ост-Индской компании. Естественно, ко мне она приехала тайком, но даже в этом случае Кэролайн не собиралась прятаться за каменную стену.
– Ну, – прошептала она. Я видел, как в лунном свете искрятся ее глаза. – Неужели мне так и придется просидеть всю ночь на лошади?
Конечно же нет. Через мгновение я уже был подле нее, беря поводья ее лошади и спеша увести Кэролайн подальше от дома.
– В тот день, – продолжала она, – вы изрядно рисковали, защищая того малолетнего воришку.
(«Да, да, – мысленно ответил я. – Я понимаю, на что ты намекаешь. Я и сам чувствую себя виноватым. Но не то чтобы слишком».)
– Знаете, мисс Скотт, больше всего на свете я ненавижу забияк с чугунными кулаками.
Что, по крайней мере, было правдой.
– Я так и подумала. Уже второй раз вы восхищаете меня галантностью своих действий.
– И оба раза мне посчастливилось видеть вас свидетельницей происшедшего.
– Вы заинтересовали меня, мистер Кенуэй. И ваш собственный интерес ко мне тоже не остался незамеченным.
Какое-то время мы шли в молчании. Но даже оно было исполнено глубокого смысла. Мы словно признавались во взаимных чувствах. Я шел, ощущая запах кожи ее сапога. Даже лошадиный пот не мешал мне различать тонкий аромат пудры Кэролайн. Никогда прежде я так остро не чувствовал близость другого человека.
– Думаю, вам уже известно, что я обещана в жены другому, – сказала она.
Мы остановились в проходе между полями. По обе стороны тянулись каменные стены, а дальше – зеленые пастбища с белыми пятнами уснувших овец. Воздух был теплым и сухим. Деревья замерли. Ни ветерка. Откуда-то донесся звериный рык. Возможно, то был любовный призыв, а может, крик боли. В окрестных кустах что-то зашуршало. Мы оба насторожились, ощущая себя нарушителями покоя – незваными гостями, вторгнувшимися в дом природы.
– Что ж, не думаю…
– Мистер Кенуэй…
– Мисс Скотт, вы можете называть меня просто Эдвардом.
– А вы можете продолжать называть меня мисс Скотт.
– Серьезно?
– Ну хорошо, вы можете называть меня просто Кэролайн.
– Благодарю вас, мисс Скотт.
Она бросила на меня косой взгляд, пытаясь понять, смеюсь ли я над ней или говорю серьезно.
– Эдвард, мне хорошо известно, что вы расспрашивали обо мне. Не берусь гадать, какие именно ответы вы получили, но вполне представляю себе их общий смысл. Вам сообщили, что Кэролайн Скотт помолвлена с Мэтью Хейгом и что этот Мэтью Хейг забрасывает ее любовными стихами. И что этот союз одобряет не только отец Кэролайн Скотт, что довольно очевидно, но и отец Мэтью Хейга.
Я признал, что ее догадки верны.
– Возможно, за время нашего недолгого знакомства вы сумели понять мое отношение к данному… соглашению.
– Боюсь, что нет.
– Тогда я вас просвещу. Меня мутит от самой мысли о замужестве с Мэтью. Думаете, я мечтаю всю жизнь провести в доме Хейгов? Или ждете, что я стану оказывать мужу королевские почести, закрывать глаза на его интрижки, вести домашнее хозяйство, кричать на слуг, разводить цветы, вышивать салфеточки, ходить в гости к женам таких же мужчин, как Хейг, и сплетничать с ними за чаем?
Или вы думаете, что я спрячусь за мелочным соблюдением дурацких правил этикета и потеряю себя в этом лабиринте? Поймите, Эдвард, я сейчас живу между двух миров и потому хорошо вижу каждый из них. И наиболее реальным мне видится мир, который я наблюдаю в гавани, бывая там. Наиболее реальным и наиболее живым. Что же касается самого Мэтью Хейга, мне он противен почти так же, как его поэзия.
Только не считайте меня легкомысленной девицей, попавшей в беду. Я совсем не такая, Эдвард. И сюда я приехала не затем, чтобы просить о помощи. Я приехала, чтобы помочь себе сама.
