Хозяйкой заведения была мадам Хасаншина, вдова купца третьей гильдии. Лет десять назад его убили при странных обстоятельствах: выкололи глаза, отрезали все, что можно было отрезать и привязали к столбу недалеко от Черного рынка. Он умер от потери крови и холода. Говорят, поганый был человек, сирот обирал. Вдова, оставшись без попечения, быстро нашла себе дело по душе. И дочек своих пристроила: обе работают здесь же, проститутками. Этот факт девушки трактовали исключительной жадностью мадам, которая «за копейку удавится». В общем, милосердия от нее не дождешься.
Клиентами публичного дома были, как сказали девушки, все. Кого здесь только не видели. Даже преподавателей гимназии, один из которых все время подтяжки здесь забывает. Хуже всех пьяные купцы. Уж и куражатся, и куражатся. Солдаты – тоже ничего хорошего. Этим обязательно нужно что-нибудь девушке порвать или сломать. Самым приличным считается в Перми дом терпимости «Сахалин». Счастливых историй, чтобы какой клиент девушку выкупил, здесь не случалось, а вот в другом публичном доме, на Скандаловке, такое, сказывают, было. Проезжал поручик, и так ему понравилась девушка, что он дал хозяйке денег и увез ее с собой то ли в Казань, то ли в Вятку. Кто-то говорит, что видели ее там на прогулке с белым зонтиком и шпицем, а кто-то злобствует, что скоро надоела она поручику и уехал он, не попрощавшись, и та опять в публичном доме оказалась.
Все девушки очутились здесь совершенно случайно. У каждой была своя душещипательная история, одна другой жалостливее. Они рассказывали их очень складно: оказалось, это один из обязательных пунктов программы. «Клиенты это любят и немножко больше приплачивают», – так меланхолично прокомментировала одна из девушек историю своей товарки, в которой фигурировала умершая от чахотки мать, спившийся от горя отец и семеро младших братьев и сестер, которые, если не она, умерли бы с голоду.
«Разжалобить кого-нибудь здесь тоже не удастся», – отпал еще один мой план. Хотя, как бы я его осуществила: кинулась в коридоре к первому встречному?
«А бывало, что девушки бежали отсюда?» – «Как не бежали! Да только как убежишь, так и вернешься. Мы же парии». Как дико и к месту здесь звучало это слово – парии. Оказывается, дороги назад отсюда нет. Вернее, есть – на еще большее дно. «Да и выйди-ка на улицу в таком платье, увидишь, что будет», – многозначительно сказала «учительница музыки», поправляя перышки своего боа.
К следующему вечеру я знала все признаки нехороших болезней, которыми можно заразиться от клиентов, три очень надежных способа не забеременеть и верный рецепт «скинуть» – полстакана алоэ пополам с медом. Еще: улицу, на которой стоит дом, все называют Еврейской, хотя у нее какое-то другое название, и рядом находится синагога. Вон она, даже видна из окон. Чтобы выйти к Каме, нужно идти в гору, мимо Черного рынка. Но за парфюмерией нужно отправляться в гостиный двор, напротив городского театра, это тоже недалеко, там масса всяких лавочек. Хотя лучшая пудра и помада в галантерейном магазине Агафуровых на Сибирской, но там дорого. Еще: самым богатым в Перми человеком является пароходчик Мешков, денег у него видимо-невидимо: «У его бабочки на Петропавловской свой дом есть, как куколка все время одета». Из самых интересных событий последнего времени девушки называли открытие университета, которое прошло недавно в пермском театре. «А стол какой был!» Губернатор с четырехэтажной фамилией был против появления в городе «смутьянского» учреждения и даже на открытие не приехал. А студенты после концерта пошли к его дому и частушки про него нехорошие пели. А потом завалились к мадам Хасаншиной и всю «кумышку» выпили. Пришлось даже какого-то Федора среди ночи послать к Чардынцевым.
Неизвестно, как эта информация могла мне помочь. Положительного во всем этом было только то, что я совсем не думала о Георгии.
Время от времени мадам Хасаншина с улыбкой сытой гусеницы мелькала в дверях. Всякий раз у меня внутри все нехорошо сжималось, как перед ударом. Девушки пошли по второму кругу рассказывать свои немудреные истории, а я думала: «Бежать, бежать! Здесь больше нельзя находиться. Телеграмма может прийти быстрее и тогда…». Боже мой, что будет тогда! Смерть на обочине дороги, в богатой пермской грязи, уже не казалась такой уж страшной. К этому моменту я уже знала главный проституточный секрет. Девушки поведали мне его тем же меланхоличным и бесстрастным тоном, как и все остальное.
– Ты думаешь, сюда за любовью ходят? Нет. Им нужно распуститься.
– И еще, – «учительница музыки» шепнула мне в ухо одно слово, – вот и все, на чем держится наше дело. Это делает нас такими красотками, что они ходят сюда снова и снова.
И они захохотали, довольные моим обескураженным видом.
Не скрою, у меня были иллюзии, что все как-то сложнее.
Утром третьего дня наступила развязка. Я уже была причесана и одета. Если вам интересно, то в красные рейтузы, в красный же корсет и маскарадное платье – и смотрела в окно. За окном была тоска: крыши, худая ворона, дым из трубы, низкое скучное свинцовое небо. Одни собаки лаяли радостно да бодро шагали два жандарма. Возле дома Хасаншиной они энергично свернули и вошли в дверь. За мной! Обман раскрылся! Я заносилась по комнате, как молодая кошка. Мое платье в «чистке», пальто неизвестно где, боты тоже. Ну и ладно. Я выскочила в коридор и метнулась к одной из тех узких потайных лестниц, что составляли предмет гордости мадам Хасаншиной. «У нас, как в Париже, – говорила она, – клиенты могут приходить и уходить инкогнито, не столкнувшись друг с другом». Сейчас я смогла оценить предусмотрительность Хасаншиной по достоинству.
Никто не видел, как я спустилась на первый этаж, открыла дверь и побежала в сторону Черного рынка. Каблучки домашних туфель разбивали лед на лужах. Так же хрустит жизнь, поворачивая на новую дорогу. Иногда я оборачивалась – погони не было. Только какой-то мальчишка заулюлюкал из-за забора, да мужчина в габардиновом пальто шарахнулся от меня в сторону.
В гимназии я бегала лучше всех. Но как далеко я смогу убежать сейчас? И куда я бегу?
Глава 4
«А ведь я знаю, где находился этот публичный дом, – думал Андрей, засовывая рукопись в портфель, – через дорогу от «Алмаза». Там сейчас управление земельных отношений»…
«А ведь я знаю, где находился этот публичный дом, – думал Андрей, засовывая рукопись в портфель, – через дорогу от «Алмаза». Там сейчас управление земельных отношений». Сколько туда Андрей перетаскал хрустящих бумажек, не сосчитать. Особого знака в прочитанном куске он не увидел. Бежать? Так пока некуда и незачем. По бабам? Некогда – война-с. Может, дальше что-то будет интересное.
Он отхлебнул еще кофе. Условленным местом было, конечно, кафе. Достаточно дорогое, чтобы сразу выявить «наружку»: бюджет позволял им заказывать только гарнир, по нему «топтунов» и вычисляли.
