– Они стреляли ракетами по космическому тросу.
– Да неужели? – Теперь ее разум почти прояснился. – И?
– Не получилось. Защитная система провода сбила их. На тросе сейчас много оборудования, и защитники лифта были рады наконец всем этим воспользоваться. Но сейчас Красные заходят в Шеффилд с запада и пускают еще ракеты, а войска ООН на Кларке бомбардируют первое место запуска, на Аскрийской, и грозятся забросать бомбами все вооруженные силы, что стоят внизу. Это как раз то, что им нужно. Красные явно думают, что все будет так, как в Берроузе, и пытаются форсировать события. Поэтому я и пришла к тебе. Слушай, Энн, мы много ссорились. Я не была очень, ну, терпимой, но видишь ли, это уже слишком. Все может развалиться на части в последнюю минуту: ООН могла признать, что у нас наступила анархия, вызвать поддержку с Земли и попытаться снова взять все под контроль.
– Где они? – прохрипела Энн. Она натянула штаны и вышла в ванную. Надя следовала за ней по пятам. Это тоже было сюрпризом: может, в Андерхилле это казалось бы в порядке вещей, но прошло очень много времени с тех пор, как Надя ходила за ней в ванную и там увлеченно о чем-то рассказывала, пока Энн умывалась и сидела на унитазе.
– Пока они базируются в Ластфлоу, но уже отрезали железные дороги вокруг края и в Каир, а сейчас вступили в бой в западном Шеффилде, а еще вокруг Гнезда. Красные против Зеленых.
– Да-да.
– Так что, поговоришь с Красными, чтобы прекратили?
Энн внезапно вспыхнула гневом.
– Это вы довели их до такого! – закричала она Наде в лицо, заставив ее прижаться к двери. Энн сделала шаг ей навстречу, продолжая кричать: – Ты и твое тупое самоуверенное терраформирование, все зеленое, зеленое, зеленое, зеленое – и ни малейшего намека на компромисс! Твоей вины в этом не больше, чем их, потому что у них нет другой надежды!
– Может, и так, – непоколебимо ответила Надя. Ее это явно не заботило: то, что осталось в прошлом, теперь не имело значения. Она отставила все в сторону и не желала уходить от темы: – Но ты попытаешься?
Энн пристально смотрела на неуступчивую старую подругу, от страха казавшуюся сейчас юной, предельно сосредоточенной и живой.
– Сделаю, что в моих силах, – угрюмо проговорила Энн. – Но, если то, что ты говоришь, правда, уже слишком поздно.
И действительно, было уже слишком поздно. Стоянка для марсоходов, которой Энн пользовалась раньше, теперь оказалась пуста, и, когда она попыталась связаться с кем-нибудь через консоль, никто не ответил. Так что она оставила Надю и остальных томиться в складском комплексе на восточном Павлине, а сама отправилась в Ластфлоу, надеясь найти там кого-нибудь из тамошних лидеров Красных. Но те уже покинули Ластфлоу, и никто из местных не знал, куда они ушли. Люди смотрели телевизоры на станциях и стоя у окон кафе, но Энн не увидела там никаких новостей о боях, даже по «Мангалавиду». В ее мрачное настроение начало закрадываться чувство безнадежности; хотелось что-то сделать, но она не знала, как. Она снова попробовала включить свою наручную консоль, и, к ее удивлению, на приватной частоте отозвался Касэй. В маленьком окошке на экране он казался поразительно похожим на Джона Буна – настолько, что Энн поначалу пришла в замешательство и не слышала, что он говорил. Он выглядел таким счастливым, точь-в-точь как Джон!
– …Пришлось это сделать, – говорил он ей. Энн не помнила, спрашивала ли его сейчас об этом. – Если бы мы сидели сложа руки, они разорвали бы планету на части. Развели бы сады вплоть до самых вершин большой четверки.
Это вторило мыслям Энн до такой степени, что она была готова снова прийти в замешательство, но взяла себя в руки и ответила:
– Мы должны действовать в поле переговоров, Касэй, иначе начнем гражданскую войну.
– Мы – меньшинство, Энн. В этом поле никому нет дела до меньшинства.
– Я бы не была так уверена на этот счет. Именно над этим нам необходимо работать. И даже если мы решим перейти к активному сопротивлению, это не значит, что действие будет происходить здесь и сейчас. Это не значит, что марсиане должны убивать марсиан.
– Они не марсиане! – Его глаза блестели, а взгляд казался отстраненным от обыденного мира, как у Хироко. В этом отношении он был совсем не таким, как Джон. Вобрав в себя худшее от обоих родителей, он казался пророком, заговорившим на новом языке.
– Ты сейчас где?
– В западном Шеффилде.
– Что собираешься делать?
– Захватим Гнездо, а потом обрушим провод. У нас есть оружие и необходимые навыки. Не думаю, что это доставит особые хлопоты.
– С первой попытки вам это не удалось.
– Да, на нем хватает всяких причуд. Но в этот раз мы его просто перережем.
– Я думала, это невозможно.
– У нас получится.
– Касэй, мне кажется, нам нужно сначала провести переговоры с Зелеными.
Он потряс головой, теряя терпение, раздраженный тем, что она струсила, когда ситуация, наконец, приняла такой оборот.
– Переговоры будут после. Слушай, Энн, мне пора идти. Держись подальше от линии падения.
– Касэй!
Но он уже отключился. Никто ее не слушал – ни враги, ни друзья, ни родные, – но ей все равно стоило позвонить Питеру. А потом еще раз Касэю. Ей нужно было присутствовать там лично, добиться его внимания так же, как добилась Надиного, – да, ведь дойдет и до этого: чтобы добиться чьего-то внимания, нужно кричать человеку прямо в лицо.
Опасаясь застрять в восточном Павлине, Энн двинулась к западу от Ластфлоу, вдоль края против часовой стрелки, точно как накануне. Так она намеревалась подойти к Красным с тыла, и это, несомненно, было лучшим способом добраться до них. Она проехала порядка ста пятидесяти километров от Ластфлоу до западной окраины Шеффилда и, промчавшись вокруг вершины, вблизи железной дороги, долго пыталась связаться с кем-нибудь из вооруженных сил, присутствовавших на горе, но успеха не добилась. Бурные помехи свидетельствовали о боях за Шеффилд, и вместе с этими яростными порывами белого шума, испугав ее, вспыхнули воспоминания о 61-м годе. И она повела марсоход так резво, как могла, держась узкой бетонной полосы вдоль железной дороги, где можно было ехать ровно и быстро – до ста километров в час, а потом и быстрее, – чтобы предотвратить катастрофу гражданской войны, которая казалась теперь опасно близкой. И особенно потому, что уже было поздно, слишком поздно. В такие моменты всегда было поздно. В небе над кальдерой непрерывно возникали звездные облака – без сомнения, это взрывались ракеты, что летели к проводу, но были сбиты на полпути и теперь рассыпались в белых дымках. Последствия взрывов походили на испорченные фейерверки, которые собирались в кучу над Шеффилдом, но рассеивались по всему простору вершины и струями уплывали на восток. Некоторые из тех ракет прекращали свой путь задолго до достижения цели.
Засмотревшись на эту битву, она чуть не врезалась в первый шатер западного Шеффилда, который и так уже оказался пробит. Когда город разрастался на запад, новые шатры примыкали к предыдущим, как куски подушечной лавы; сейчас место последнего из них было засыпано кусками каркаса, осколками стекла, а в его ткани виднелись прорехи размером с футбольный мяч. Марсоход Энн безумно подпрыгивал на холме из базальтового щебня; она притормозила и медленно подъехала к стене. Шлюз для въезда машин заклинило. Она надела костюм и скафандр и, проскочив через шлюз своего марсохода, выбралась наружу. Ее сердце бешено стучало, когда она подошла к городской стене и, перебравшись через нее, оказалась в Шеффилде.
