Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
— Я не Маня. Я — Маняша. Поиграем в догонялки?
И тут же — прыг с лавки и давай по горнице носиться. Мужичок за голову схватился — и бежать, Кузя — за ним. Мужик первым делом к соседям бросился — расспросить, что это такое происходит?
Забежали они с домовенком в дом соседей, а там еще интереснее. Целая стайка детишек по дому носится, кричит, по полатям скачет, ухватами размахивает.
— Какая дружная семья, — заметил Кузя.
— Да уж, — согласился мужик. — Только в прошлый раз детей у них в два раза меньше было. Что-то и тут не так.
И впрямь: некоторые дети были дети как дети, а некоторые — словно ненастоящие. И на этих ненастоящих, как и у Маняши, одежка так и болталась.
— Пойдем-ка отсюда, — сказал мужик. — Знаю я, кто нам с тобой все расскажет.
И пошли они к деду Ивану, что старше всех в деревне был. Дед Иван был такой древний, что помнил время, когда все леса в округе были просто семечками, который ветер откуда-то принес и по полям посеял. И сам дед напоминал больше не деда, а пенек замшелый: сгорбленный, да и глухой к тому же. Зато мудрый был и проницательный — такое на своем веку перевидел, что людям даже и не снилось. Вот к нему-то и повел мужик домовенка.
Пока шли по деревне, ни одного взрослого не встретили, зато детишек повсюду бегает видимо-невидимо, и все кричат. Кто в салки, кто в горелки, а кто в лапту играет. Так в деревне было весело, что у Кузи на душе потеплело.
«Вот бы где жить!» — подумал он. А тем временем и подошли они к нужному дому, к избушке деда. А избушка такая же старая да сгорбленная была, как сам дед. Мужику, хоть и мал он был росточком, пришлось нагибаться, зато Кузе притолока впору пришлась. Он даже подумал, не домовым ли был этот старый дед.
Вошли они в горницу и снова обомлели. Сидит на лавке добрый молодец, плечистый да румяный, а такой рослый, что едва-едва в избушке помещается. Одну руку даже в окно высунул — вот как тесно!
— Здорово, Василий! — говорит добрый молодец мужику.
— Здорово, коли не шутишь, — отвечает тот. — Извини, что-то я тебя не признаю. Никак, деду нашему Ивану правнучек будешь?
Засмеялся добрый молодец так, что стены избушки затряслись, бревна ходуном заходили.
— Эх, Василий, — сказал он. — Так ведь я не правнук деда Ивана, я он сам и есть.
— Как так! — всплеснул руками мужик. — Тебе ж в обед двести лет, а ты моложе меня выглядишь!
— А очень просто, — сказал добрый молодец. — Купил я у заезжего купца молодильных яблочек корзину, да с десяток штук и съел — больше не смог. Вот и помолодел.
— Так-так-так, — сказал тут Кузя. — А остальные яблоки куда дел?
— Да на пороге и оставил. Вдруг кому тоже захочется — мне не жаль.
Переглянулись Кузя с мужиком, и все им стало ясно. Это от щедрости деда такое с деревней приключилось. Рассказали они все Ивану, тот за свои русые кудри схватился и давай причитать:
— Ай, дурак я, дурак! Как же это я не подумал! Я-то, старый пень, мог сколько угодно яблок съесть… А вам, молодым, и одного яблока хватит, чтобы в младенца превратиться. И что ж теперь делать-то? Кто же теперь в деревне работать будет да всех деток малых кормить?
— Вот мы с тобой и будем, — ответил Василий. — А вот этот домовенок пока поищет того доброго человека, который тебя яблочками угостил.
С этим не поспоришь. Всем помочь нужно. Кузя переночевал в деревеньке за печкой, с утра пирога поел и снова в путь-дорожку отправился.
* * *
Шел Кузя по той же желтой дорожке, что его в деревню Ольховку привела, да сама же оттуда и вывела. Долго ли шел, коротко ли — о том сказать нельзя. Только солнце по небу свой круг проходило, а больше вокруг ничего не менялось — все тот же лес, все те же птички на деревьях поют. Кузе даже скучно стало — скорее бы кого-нибудь встретить.
И только он так подумал, как послышался где-то вдалеке шуми треск, будто по лесу великан шагал, деревья, как тростинки, ломал.
— Ох-хо-хо! — застонал Кузя. — Страсть-то какая! Я и так ростом не велик, а тут еще и великан в лесу балует. Раздавит меня, как букашку, поминай тогда, как звали.
Страшно Кузе, а деваться некуда — клубок так нитку из рук и рвет, все вперед тянет.
— Ну, — думает Кузька, — раз клубок не боится, и мне бояться нечего. Может, это очень зоркий великан и на меня не наступит?
Порешил так и снова по тропинке за клубком отправился. Шел, шел и вышел на большую поляну. А поляна какая-то странная. Кругом, куда ни глянь, одни пеньки, деревья тут же вповалку валяются, а на каждом пеньке по зайцу. Сидят, ушами шевелят, дрожат и боятся.
— Эй, косые! — крикнул Кузя. — Чего сидите, кого боитесь?
Зайцы так врассыпную и бросились. Только один остался, который так от страха обомлел, что даже пошевелиться не в силах. Глаза свои раскосые прикрыл, ушки прижал, сидит трясется.
Кузька подошел поближе, зайца по пушистой голове погладил и говорит:
— Не бойся, косой, я тебя не трону.
Заяц дрожать перестал и даже один глаз приоткрыл — посмотреть, кто это с ним разговаривает. Увидел Кузьку и вздохнул тяжко:
— Ой-ей!
— Что это у вас тут твориться?
— Даже и не спрашивай, — махнул лапкой зайка. — Сами не знаем. Только завелся у нас в лесу злой дровосек. Страшный, большой, деревья рубит — только щепки летят. Всех нас из дому выжил, скоро совсем леса не останется.
— Непорядок, — покачал головой Кузя. — Пойду-ка я с этим наглецом разберусь — зачем безобразит?
Заяц оглядел домовенка с ног до головы и головой качает:
— Ты-то разберешься? Такой-то махонький?
— Маленький да удаленький, — сказал Кузя, затянул потуже кушачок, сжал покрепче кулачок, поднатужился, поднапыжился — даже покраснел. И такой вот, раздутый, как голубь, зашагал мимо пней в ту сторону, откуда страшный скрежет раздавался.
Вошел он в лес и видит: и вправду — здоровенный мужик валит деревья, да так валит, что аж земля дрожит.
Взобрался Кузя на пенек, что повыше всех, руки в боки упер, нахмурился и кричит мужику:
— Ты пошто балуешь, а? Ты зачем столько деревьев навалял — трижды трем деревням на три зимы хватит? Зайцам теперь и жить негде!
Мужик Кузю услышал, через плечо оглядывается, а сам все деревья рубит, не останавливается.
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
