— Мозги крутит ваш философ, скорее лоб расшибете! — потерла лоб, будто ударилась им о стену. — Но вообще-то биться головой о стену — это занятие для дебилов. Не стоит уподобляться им.
Карюха прыснула громким коротким смехом.
— Философ сказал, — назидательно лилось изо рта горожанина: — «Кто бьется головой о стену — за стеной натыкается на кошмары».
— Кажется, мы уже находимся за этой стеной, — вздохнула Карюха, сердито посмотрела на горожанина, потом — на Катюху и снова потянула за локоть. — У меня, похоже, начинаются кошмары, — нетерпеливо переступила она ногами. — От этого типа мы вряд ли чего добьемся. Он явно с придурью. Метет языком, как метлой. Они тут все одним миром мазаные. Не могу сообразить, как между собой разбираются, — взгляд в сторону горожанина неприязненный. — Топайте, дядечка, дальше пятками вперед, морочьте головы другим.
Горожанин безразлично качнул затылком и, опираясь на трость, задом зашагал прочь. Раппопет лениво опустил стекло:
— Ну что, съели? И где же все-таки обещанное кафе? То-то же. Не говори «ам», пока не заглотнул крючок.
И все-таки перевернутое кафе они нашли. Было крупно выписано поверх двери: «сажу ефак». Припарковались возле, некоторое время раздумывали, стоит ли испытывать судьбу в кафе с таким названием. Но выбора не было, кроме того, от голода сводило животы. Деревянная дверь, выкрашенная в индиговый цвет, находилась посреди перевернутой коньковой крыши, покрытой шиферным металлом. Друзья подошли, дверь вдруг превратилась в огромный рот, губы раскрылись, вытянулись вперед, и рот вдохнул в себя воздух. Мощная струя подхватила людей и мгновенно втянула внутрь. Друзья кубарем влетели в узкую глотку, и губы закрылись. Глотка оказалась коридорчиком, из которого к проему в потолке вел лестничный марш с хромированными металлическими перилами и ступенями в красной плитке. Над лестничным маршем крепился яркий небольшой светильник, который неплохо освещал все пространство.
Люди вскочили на ноги, осмотрелись, приводя себя в порядок, и с опаской стали всходить по лестнице. Помещение кафе наверху было солнечным, с белой, мраморного оттенка, плиткой на полу. Яркая раскраска стен поднимала настроение, что совсем не вязалось с названием кафе. Справа винный бар, за стойкой которого, лениво покачиваясь, разливал вино долговязый бармен с золотой цепочкой на тонкой шее, в кремовой рубахе и какой-то нелепой кремовой шапочке. Открытые по острые локти худые руки не создавали лишних движений. Возле стойки переминались два невысоких стройных официанта, цепко наблюдая за столиками, чтобы вовремя крутнуться и подать новое блюдо либо убрать освободившуюся посуду. Столики, расставленные в шахматном порядке, располагались в центре. Стоял шум от голосов посетителей, динамик издавал квакающие звуки, которые назывались музыкой. Все было обыкновенно, как в любом нормальном кафе. Однако появление Катюхи и ее друзей вызвало некоторое оживление, после которого наступила полная тишина, даже музыкальное кваканье перешло на монотонное завывание. Головы, как по команде, повернулись в их сторону. Взгляды пытливые и, вместе с тем, настороженные.
Друзья разместились за двумя столиками: девушки сели отдельно от ребят. Тут же возле столиков выросли официанты, как оловянные солдатики. Оба одинакового роста, в черных отутюженных брюках, белых рубахах с коротким рукавом. Как братья-близнецы. Предупредительно поправили столовые приборы, улыбаясь и подобострастно заглядывая в глаза новым посетителям. Особенно лез из кожи официант около девушек, шнырял задом от одной к другой, буквально сдувал с них пылинки. При этом не казался навязчивым, скорее, такая молчаливая обходительность удивляла и нравилась. Улыбка на лице официанта излучала радость, словно для него не было большего счастья, чем увидеть этих красавиц. Непривычно было лишь то, что, находясь рядом с Катюхой, он улыбался Карюхе, а возле Карюхи он поедал глазами Катюху.
Раздосадованные предыдущими неудачами и ожидавшие здесь встретить такое же непонимание, девушки быстро сбросили напряжение и заглянули в меню. Но вычитывать текст наоборот было утомительно, и Катюха, отложив меню, попросила наугад, не очень мудрствуя:
— Салат из любых овощей, бифштекс или котлетку с картофельным гарниром, кофе и хлеб.
Официант выдернул из кармана рубашки узкий блокнотик с авторучкой, стремительно записал, развернулся и задом шагнул к Карюхе. Та заказала то же самое, глядя ему в спину. Официант опять крутнулся и, пока пятился к стойке бара, неотрывно смотрел на девушек, улыбаясь во все лицо обеим сразу.
Около второго столика было примерно то же самое, с той лишь разницей, что улыбка официанта была более официальная.
Остальные посетители с любопытством хранили молчание, то на короткое время отводили взгляды, обращая глаза к блюдам, то опять пристально рассматривали ребят.
Ванька усмехался про себя, ну что за дикость такая, что в нем может быть интересного, таращатся во все глаза, как на новые ворота, настроить бы им козу, чтобы уткнули в блюда свои носы. Это ему следовало таращиться на них, удивляться их перевернутости.
Официанты обслужили быстро. Поставили тарелки с блюдами и вернулись к стойке бара.
У парней глаза полезли на лоб, когда глянули на кушанья. Катюха подавилась собственной слюной, Карюха поперхнулась и закашлялась. Мгновенно рядом очутился официант и заботливо стукнул по спине. Девушка закипела, оттолкнула:
— Ты чего притащил, чокнулся совсем, что ли? Издеваешься надо мной? Разве я такое заказывала?
На одном блюде — кость без мяса, на другом — ботва картофеля с листьями одуванчика, затем — стакан воды и горстка овса.
— Жуй сам все это, черт улыбчивый! — вскинулась Карюха, и внешний лоск слетел одним махом. — Подавиться бы тебе собачатиной, ненормальный! Это не мой заказ. Посмотри, что ты записывал в своем блокноте? — Кинула взгляд на приятелей. — За кого они нас принимают, за собак или жвачных животных? За это я могу глаза выцарапать! — И официанту: — Ты чего шары на меня выкатил? Кто тебя тут официантом держит? Ты сам-то пробовал жевать такую дрянь?
Андрюха и Володька вскочили с места, угрожающе надвинулись на официанта. Катюха схватила Карюху за руку, стараясь охладить пыл. Катюхе самой было чертовски не по себе, но не доводить же дело до драки, легко остаться голодными, так и не постигнув происходящее до конца. Впрочем, ситуация, кажется, складывалась однозначно: они не понимали, что происходит вокруг них, а окружающие, аналогично, не понимали их, хоть и разговаривали все одними словами. Но окружающие были жителями этого города, а они свалились им на головы и пытались соваться со своим уставом в чужой монастырь. Вряд ли из этого могло получиться что-то хорошее. У Раппопета и Лугатика уже был незавидный опыт, повторять его не было смысла. Надо всем успокоиться и взять себя в руки. Малкин тоже сообразил, что следует быть умнее, горячностью делу не поможешь. Резким рывком посадил Раппопета на стул, чего тот никак не ждал, и от этого опешил больше, чем от голой кости на тарелке. Глянул на Малкина и по глазам того уловил, что выглядит сейчас таким же придурком, каким представлял официанта. Поерзал на стуле и выпил до дна воду из стакана. Лугатик, оказавшись в одиночестве, потоптался на месте, покрутил головой, одному было глупо петушиться, даже для Карюхи хорохориться не стоило, потому что предусмотреть и предсказать явно ничего невозможно. Вокруг образовался какой-то вакуум, вырваться из которого не удавалось. Но голодным оставаться тоже не хотелось. И Лугатик следом за Раппопетом ткнулся задом в сидение стула. Малкин прикинул, что так будет лучше, чем оказаться выброшенными из кафе. Хорошо, если только выброшенными, а то ведь посетители разом привстали, отложив столовые приборы и вперив в Раппопета и Лугатика взгляды, и в этих глазах Малкин не уловил радушия.
