Книга Ничего больше - Анна Тодд

В бодрящем воздухе уже чувствуется наступление осени. Осень – мое любимое время года. Каждый раз я с нетерпением жду этот сезон перемен, мне нравится наблюдать, как зеленые листья постепенно желтеют, нравится запах кедра, заполняющий улицы. Футбольный сезон заканчивается, а хоккейный начинается, моя жизнь становится интереснее. Обычно ожидание нового спортивного сезона начиналось так: вместе с мамой во дворе мы сгребали опавшую листву в огромные грязные кучи и, напрыгавшись по ним вдоволь, запихивали их в пластиковые пакеты с нарисованными на них рыжими тыквенными рожицами.

Листьев всегда было много, потому что перед домом росли две большие березы. Вообще-то осень в Мичигане длится недолго. Без перчаток и пальто мы успевали сыграть лишь пару раз. Хоть и грустно было видеть, как осень близится к концу, но мороз, пощипывающий кожу, я тоже люблю. В отличие от большинства людей, зимой я чувствую себя вполне комфортно. Для меня холод означает спорт, каникулы и кучи сладостей на кухонном столе. Дакота всегда терпеть не могла мороз. Красный нос и сухие волосы приводили ее в бешенство. Она выглядела прекрасно в любое время года, даже когда натягивала на себя несколько свитеров. Клянусь, она начинала носить варежки с сентября.

Так случилось, что самое лучшее место для бега в Бруклине расположено достаточно далеко от моего дома. Парк Маккаррен соединяет два лучших района города: Гринпойнт и Уильямсберг. В этой части Бруклина часто попадаются длинные бороды и клетчатые фланелевые рубашки, как у дровосека. Местные носят очки в черных оправах и держат крошечные ресторанчики с приглушенным освещением и маленькими красивыми тарелками. Мне непонятно, почему двадцатилетним парням нравится одеваться так, словно им семьдесят, но еда, которую здесь готовят, стоит того, чтобы оказаться в толпе мужиков с усами, напоминающими велосипедный руль. Путь туда занимает немногим больше двадцати минут, поэтому обычно я бегу всю дорогу до парка, там накручиваю круги еще час и, сбавляя темп, возвращаюсь домой.

Я обогнал женщину, бегущую с маленьким ребенком в прогулочной коляске. У меня ноет колено, но если она может заниматься спортом с малышом, то и я смогу. Через пару минут тупая боль в ноге превратилась в пульсирующую и стала ощутимее. Тридцать секунд спустя я почувствовал резкие прострелы в каждой мышце. Каждый шаг напоминает мне о вчерашнем падении в душе. Плевать.

Сегодня выходной, и, несмотря на ногу, мне не хочется сидеть дома в первую субботу после устройства на работу. Тесса – в ресторане. Ее смены отмечены в маленьком органайзере на холодильнике, но она, на всякий случай, меня еще и предупредила. Я решил позвонить маме, присел на скамейку и вынул телефон. Маме скоро рожать, и, мне кажется, я на расстоянии чувствую, как она нервничает. Уверен, она будет самой лучшей мамой для моей младшей сестренки, хотя она сама сомневается в своих силах.

Не отвечает. Итак, единственная подруга занята, а мама не берет трубку. Что же делать? Я всегда был неудачником. Кроссовки стучат об асфальт, и я начинаю считать шаги. Боль в колене утихла, когда я сбавил темп.

– Осторожнее слева! – прокричала женщина, пробегавшая мимо.

Она беременна, а из коляски выглядывают еще два пухленьких малыша. Да, у нее немало забот. Сейчас в Бруклине модно иметь много детей и повсюду брать их с собой. Я встречал людей с колясками даже вечером в баре.

Мне нечего делать. Да, я, двадцатилетний студент колледжа, живу в самом, как считают многие, замечательном городе мира, и в выходной мне совершенно нечем заняться.

Мне жаль себя. Но не до такой степени, чтобы попытаться завязать новые знакомства. Я просто не умею заводить друзей. Нью-йоркские студенты не так приветливы, как учащиеся университета Западной Каролины, и если бы Тесса не заговорила со мной первая, у меня, возможно, и вовсе не было бы друзей. Она – первый человек, с которым я сблизился после смерти Картера.

Хардин не в счет, с ним с самого начала было трудно. Он вел себя так, будто люто ненавидел меня, но я чувствовал, что все не так однозначно и за этим что-то кроется. На самом деле все это было из-за моих отношений с его отцом, которые стали для Хардина воплощением всего, чего так не хватало ему самому. Сейчас я понимаю, что он просто завидовал. Хардин считал несправедливым, что я получил улучшенную версию его отца, в прошлом алкоголика и морального садиста. Он ненавидел меня за то, что я люблю спорт так же, как его отец. Он терпеть меня не мог, потому что его отец переехал жить в большой дом к нам с мамой, Хардин высмеивал автомобиль, который мне подарил отчим. Я понимал, что подружиться со сводным братом будет нелегко, но даже не предполагал, что со временем смогу взглянуть на все его глазами и почувствовать его боль. Ведь и мое детство было не таким безоблачным, как ему казалось.

Мой отец умер раньше, чем я смог узнать его, и все вокруг старались компенсировать его отсутствие. Мама не переставая рассказывала о нем разные истории. Отца звали Ален Майкл, и, по ее словам, он был очень симпатичным парнем с длинными каштановыми волосами, который мечтал стать рок-звездой. Я скучал по отцу, хотя, в сущности, его не знал. Мама говорила, что он был скромным человеком и умер естественной смертью совсем молодым, когда ему было двадцать пять, а мне исполнилось всего два года. Боль Хардина была совсем иного рода, но я всегда считал, что глупо соревноваться в несчастьях.

И все-таки главное, чем различалось наше детство, – это матери. Моей посчастливилось найти в городе хорошо оплачиваемую работу, кроме того, мы могли рассчитывать на страховые выплаты от завода, где работал отец. А мать Хардина выбивалась из сил, чтобы свести концы с концами. Их материальное положение было несоизмеримо хуже.

Мне трудно представить своего отчима Кена таким, каким его знал Хардин. Сколько я его знаю, он всегда был добрым, веселым и трезвым, как секретарь Колумбийского университета. Он боготворит мою маму и очень много для нее делает. Хардину было трудно принять, что его отец может любить другую женщину больше выпивки, но сейчас он считает иначе. Если бы Кен мог, он еще раньше сделал бы выбор в пользу сына, а не бутылки. Но иногда люди не так сильны, как нам хочется. Боль мучила Хардина и превращалась в гнев, который он не мог сдерживать.