Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 14
Избранник мало интересовался политикой — она заключалась для него в боевом кличе герцога, который призывал своих вассалов на какую-нибудь битву. Поэтому я не посвящала Избранника в свои интересы. Впрочем, король Людовик тоже не подозревал, что имеет при дворе своего врага умных и хитрых союзников — меня и Филиппа де Коммина. К сожалению, Избранник отчаянно невзлюбил Филиппа. Виной тому элементарная ревность — Избранник не мог пережить, что я дарю кому-то улыбку или два часа беседы. С Коммином мы переписывались втайне от мужа. Двигать вперед историю страны гораздо увлекательнее, чем изучать ее в университете. Но за увлечения надо платить. Лукавством. Ни в какие века жене не обойтись без вранья самому дорогому человеку! Говорю со знанием дела.
После свадьбы Избранник не вспоминал о своем любимом времяпрепровождении. Рыбалку, походы и байдарки Избранника эпохи социализма в Средние века заменяли турниры, охота и пиры. Муж не мог прожить без меня и дня, если не видел несколько часов, тосковал, как ребенок. Но я боялась, что наступит пресыщение, и поэтому постепенно возвращала его к прежним привычкам. Правда, муж никогда не отправлялся на охоту, если я чувствовала недомогание, и не участвовал в турнирах, если я не могла ни них присутствовать. На пирах так шумно и бурно прославлял жену, заставляя пить за мое здоровье, что гостей часто выносили из зала в бесчувственном состоянии.
Прошло три счастливых и безмятежных года (битвы, турниры, интриги, склоки — не в счет). И при дворе наша семья стала приедаться своим непорочным счастьем. Мы служили своего рода укором царившим разнузданным нравам. Многим доставило бы удовольствие найти в нас какой-нибудь изъян. Поэтому брошенный шутом Карла Смелого слух о моей бесплодности быстро стал добычей сплетников. Слух муссировали и родственники Избранника, которые по непостижимой человеческой натуре мстили мне за мои же благодеяния. Интриганский нарыв прорвало на пиру у Карла. Пьяный шут, привыкшии к тому, что ему все сходит с рук, предложил Избраннику помочь осеменить его жену…
Влюбленный, боготворивший меня шут не чурался и даже наслаждался гадостями, которые говорил про меня. Была ли это защита от внутренней боли, от нереализованного чувства, или въевшаяся привычка поливать всех грязью, или какой-то другой вывих души — не знаю. Только напрасно я этому подонку подарила рукав на турнире. Впрочем, неотомщенной я не осталась.
Гости сумели утихомирить Избранника, когда от шута осталось только кровавое месиво. Взбешенный потерей любимой игрушки, герцог приказал арестовать Избранника. Я чуть не вывернулась наизнанку, собрала силы до последней капельки, чтобы колдовством спасти мужа от сурового наказания.
Жене Карла я подарила «чудодейственную» мазь, от которой волшебным образом загустели волосы. Из Бретани доставили уродца, которого и описывать не хочу. Ядовитостью речей он мог перещеголять Пандору. То, что в последующие века вызвало бы кошмарную оторопь, развеселило Карла и его придворных. (Уж лучше очереди и дефицит социализма!) Не осталось ни одного мало-мальски влиятельного дворянина из окружения герцога или его родни, который не стал на мою сторону и не дул в уши «божеству» в нашу защиту. Привлекла даже Сент-Поля, забыв о старой вражде и посулив ему чистокровного арабского скакуна потрясающей стати.
Я валялась у герцога в ногах… Распласталась на полу, обхватив его щиколотки, рыдала как безумная и вопила:
— Монсеньор, простите! Великодушный, солнцеподобный, богоизбранный, простите моего несчастного мужа! Я беременна! Не лишайте жизни отца моего младенца! Я не переживу утраты! Лучше уж извлеките из меня зародыш и убейте! Всех нас троих убейте! Монсеньор! На кого мне молиться, если вы отказываете в милости! О, как я боготворила ваш образ! Без его благости моя жизнь ничтожна. Дайте мне умереть!
— Встань, дура! — нехотя проговорил Карл. — Так и быть, прощаю.
Не знаю, что повлияло на его решение: мое колдовство, моя истерика, лесть или проклятия, напор жены или придворных — но Избранника выпустили из темницы.
Муж был поражен моим поведением, когда по дороге домой, в трясучей колымаге, гордо названной каретой, я набросилась на него. Стала задирать юбки и требовать немедленно овладеть мной:
— Скорее, мне нужно срочно забеременеть!
— Но, Евочка, — бормотал Избранник, стаскивая штаны, — это не так просто… Раньше у нас…
— Раньше не считается! Ты что? Не хочешь меня? — На секунду я оскорбилась.
— Безумно хочу!
Так, под жесткие толчки кареты с примитивными рессорами, и зародилась наша доченька. Не стану описывать свою беременность. Вот уж что не меняется в веках — так это биологическая тайна зачатия и вынашивания ребенка.
Мои чудесные способности естественно убывали по мере роста дочери. И опять мне не было жалко расставаться с ними в предвкушении Большого Чуда. Но, богатая старым опытом, я с ужасом ждала родов, часто плакала от страха или, напротив, испуганно каменела в предчувствии несправедливо тяжкого испытания.
Ну за что это мне, нам, женщинам? Красавицам и дурнушкам, королевам и свинаркам, колдуньям и простушкам, академикам и студенткам, умным, глупым, веселым, злым, жадным, добрым, толстым, худым, блондинкам, брюнеткам, алеуткам, китаянкам, русским, француженкам?.. Всем! Что мы натворили такого ужасного, чтобы пропускать нас через горнило нечеловеческого страдания? За что?». Хороший вопрос, как говорили в телевизионных передачах, виденных мною в Москве. Нет ответа, как сказал (по другому поводу) замечательный русский писатель Гоголь.
Буду жива — найду ответ! Я не из тех, кто верит в сказки и восхищается легендами. Я сама могу наколдовать так, что самый фантастический фильм покажется скучной байкой. Природа отдыхает на детях, не спорю. Природа долго отдыхала на моих пра-пра-пра-пра-бабушках, на Евах. Мамочка, прости, не обижайся! Только бы мне проскочить через горнило, не соваться в туннель будущего!
Такие мысли посещали меня в минуты оцепенения, наводившие страх на Избранника. Он боялся предстоящих родов не меньше, а, точнее, больше меня. Чудный мой! Он ничего не мог поделать, и поэтому его терзания нисколько не уступали моим и были совершенно паническими. Со свойственной ему потребностью — что-то делать, когда не знаешь, что делать, — к девятому месяцу беременности он свез в наш замок со всей округи полчища лекарей, повитух, знахарок и колдунов. На пятьдесят миль вокруг не осталось «врачебной» помощи. Даже у Карла Смелого муж позаимствовал шарлатана, лекаря и астролога в одном лице, который пытался возглавить «консилиум» и был посрамлен повитухами, умевшими принимать тяжелые роды, когда ребенок идет-рождается не головкой, а ягодичками. Пара-тройка вопросов на «профессиональную пригодность», и астролог быстро скис. Правда, вознаграждение все равно потребовал, по принципу — деньги вперед.
Никто не мог помочь мне! Страдания вновь были ужасны. Боль не отпускала вторые сутки, от крика я сорвала голос и во время схваток только хрипло сипела. Обезумевший от горя и беспомощности муж наконец доверился бабке, которая показалась ему наиболее опытной (именно она засыпала вопросами астролога). Мне дали какую-то дурманящую траву, и я снова увидела темный коридор.
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 14
