— Что там? — Выражение ее лица заставило меня занервничать. — Что еще за «призрачный двойник»?
— Призрачные двойники являются людям как предвестники… — Она помедлила. — …смерти. По легенде, если ты увидел самого себя, то скоро умрешь. Это злые духи, которые принимают твой облик и разрушают твою жизнь, что опять же приводит к твоей смерти.
Я нахмурилась. Все это мне не нравилось.
— Постой, ты сказала, духи?
Она кивнула.
— Нет, тот парень точно не дух, у него есть тело.
Мне доводилось иметь дело с парочкой привидений и полтергейстов. У них есть одна приятная особенность: они не могут до тебя дотронуться. Единственное их оружие — чувство страха. А чувством страха можно добиться многого — заставить людей видеть, слышать и даже ощущать то, чего на самом деле нет. Но если ты знаешь об этом заранее, гораздо легче не поддаваться.
— И потом, если я скоро умру, то Ракель, Дениз и Жака это тоже касается.
Лиш задумчиво моргнула.
— Да и зачем призрачному двойнику рыться в папках Ракель?
— Точно. К тому же ему всего семнадцать.
Лиш склонила голову набок.
— Он что, не бессмертный?
— Не-а. Ой, кажется, стоило сообщить об этом Ракель. — Я нахмурилась. Сообщу, когда она сочтет нужным делиться информацией со мной. — Слушай, не рассказывай никому, ладно? Я хочу быть в курсе этого дела, и пока то, что я знаю, — мой единственный козырь.
Лиш прикрыла одно из своих прозрачных век — это был ее способ подмигивать.
— Они все равно не дадут мне допуск к секретным исследованиям. Мне незачем им рассказывать.
— Ты лучшая, рыбка.
В глазах Лиш появилась улыбка. Мы с ней, конечно, были очень разными, но это не мешало нам быть самыми близкими подругами. По старой традиции, начавшейся еще с нашей первой встречи, когда мне было десять, я прижалась лицом к стеклу аквариума и с силой дунула в сторону Лиш, изображая поцелуй.
Глава шестая Я покойник
Тем же утром, едва мне, наконец, удалось уснуть, меня разбудил громкий сигнал. Я мгновенно соскочила с кровати, решив, что это очередная тревога или новое вторжение. Впрочем, звуки издавала вовсе не сирена Центра, а мой собственный будильник. А это значило, что ровно через десять минут здесь будет Шарлотт, мой личный преподаватель.
— О, Бииип!
Я же не садилась за домашнее задание.
Последние несколько лет я тщательно убеждала Ракель, что мне нет никакой необходимости учить математику, английский, естествознание, мировую историю и четыре — да-да, ЧЕТЫРЕ — иностранных языка. Я же не собиралась потом поступать в колледж или куда-то еще. Нет, мне, конечно, хотелось стать настоящей старшеклассницей, но для того, чтобы проводить больше времени со своими ровесниками, а не ради какой-то учебы. Да и потом, я сомневаюсь, чтобы МАУП очень волновало, получу ли я диплом. Пока я умею видеть сквозь чары, у меня всегда будет работа. Но каждый раз, когда я заводила разговор об этом, глаза Ракель приобретали почти черный оттенок, и она награждала меня своим фирменным вздохом, означавшим: «Я знаю, что все эти вещи никому не нужны, но однажды ты поблагодаришь меня за свое образование».
Я достала свой учебник по испанскому, будучи полностью уверена, что этим утром меня ждет именно он. Наскоро заполнив таблицу спряжения глагола «morir»,[4]я начала сочинять примеры. «Tu eres muerta came».[5]Нет, не пойдет: прилагательное должно быть после существительного. «Tu eres came muerta».[6]Ох, кого я обманываю — тут же вообще нет глагола «morir». «Yo soy came muerta».[7]Перевод: я ПОКОЙНИК.
В эту минуту раздался звонок, и в комнату вошла Шарлотт. Это была симпатичная молодая женщина, на вид не старше тридцати. Она была чуть ниже меня ростом, носила блестящие каштановые волосы, собранные в конский хвост, и всегда ходила в изящных прямоугольных очках. Из-под очков блестели ее голубые глаза, под которыми, в свою очередь, скрывались желтые глаза волка.
Улыбка Шарлотт всегда была такой милой… Учить детей было ее смыслом жизни, пока ее не заразили. Когда она поняла, кем стала и что натворила — напала на члена своей семьи, она попыталась покончить с собой. К счастью, мы обнаружили ее до того, как она успела сообразить, что надо сделать, чтобы убить оборотня. Не знаю, мое ли нежелание учиться или ее горькое сожаление о прошлом были тому виной, но Шарлотт выглядела грустной, даже когда улыбалась.
Мы сели на диван и придвинули к себе стол. Она бросила взгляд на мое домашнее задание и спросила, подавив улыбку:
— Ты покойник?
Я пожала плечами с моей фирменной улыбочкой, говорившей «разве можно на меня злиться, я же такая милая».
— Это американское выражение, его нельзя переводить буквально.[8]И к тому же ты не доделала таблицу глаголов и рассказ, который я тебе задавала.
Шарлотт посмотрела на меня своими грустными-грустными глазами. Это меня просто убивало.
— Прости. — Я опустила голову. — Вчера был ужасный день. Сначала я была на задании с вампирами, потом это вторжение, а поздно вечером заявился Рет, и я уже не могла заснуть.
— Похоже, тебе пришлось нелегко. Но я дала тебе это задание неделю назад. Может, в следующий раз не станешь оставлять все на последнюю ночь?
— Сэр, умоляю тебя, что за глупости!
Теперь ее улыбка хоть немного повеселела.
Остаток утра мы провели за спряжением (звучит так, как будто надо напрягаться, но на деле это ужасная скука) и беседами на старом добром испанском. Шарлотт осталась пообедать со мной, а затем пришло время моих вечерних тренировок.
Бад, мой тренер по единоборствам и самообороне, не оставлял попыток научить меня драться на ножах:
— Серебряный нож! Им можно ранить и даже убить почти любое паранормальное существо!
— У меня есть Тэсси! — парировала я. — Классная, розовая и блестящая!
— Не стоит всегда полагаться на технику. — Бад был обычным человеком, хотя вид у него был такой, будто он родом из Средневековья. Лет тридцать назад он, наверное, был даже симпатичным. — И, раз уж мы не первый раз об этом спорим, я сделал для тебя кое-что.
