Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
В Средней Азии была уникальная автономия — реально на территории Российской империи существовали как бы три государства (потом два), которых не тронули: Бухарский эмират, Хивинское царство, Кокандское ханство. Кокандское ханство после ряда восстаний было ликвидировано, а Бухарский эмират и Хивинское царство просуществовали до самой Октябрьской революции. Условий, в частности для Хивинского царства и Бухарского эмирата, было два. Во-первых, первоочередное распространение на территории этих государств российских товаров и недопущение туда британских товаров. Во-вторых, внешняя политика осуществлялась из Санкт-Петербурга, оттуда указывали местным властям, с кем можно иметь дело, а с кем нельзя. Все остальное — кто правит, как правит, тирания там, не тирания — оставалось исключительно местным делом. А эмир Бухарский, между прочим, имел звание генерала русской армии, в то время как император был всего лишь полковником. Система была выстроена очень грамотно, работала хорошо, и никому в голову не приходило на базе этих государств создавать какие-то новообразования. Эта мысль возникла уже у большевиков во время национального размежевания в Средней Азии, и последствия ее реализации еще дадут о себе знать.
Считаю, что большевики допустили принципиальную ошибку, выйдя с тезисом о России как тюрьме народов. Ведь единственный серьезный момент, который недосмотрела царская власть, — это черта оседлости. И большую роль в революционном движении сыграли именно угнетенные, в представлении людей, нацменьшинства. Хотя немногие сейчас задумываются о том, что, например, поляки всегда были буйные и из-за этого даже в систему власти не входили. Мало того, эта буйность им постоянно мешала определиться, поэтому, например, две дивизии Костюшко воевали друг против друга в войне между Севером и Югом в Соединенных Штатах. Кстати, вот за что я всегда уважал поляков — за эту буйность и воинственность. Им сказали, что немецкие танки картонные, — и польская кавалерия искренне атаковала их с копьями. И первыми, кто окружил 10-тысячную группировку немецких войск во Вторую мировую, были поляки. Конечно, потерпели поражение, но факт остается фактом. Это не чехи, на чью промышленность приходилось 40 % производства вооружения в мире, но которые не оказали никакого сопротивления, за исключением позднейшей партизанской деятельности. Немецкая армия тогда резко усилила свою мощь — благодаря захваченному вооружению и чешским военным заводам. Да и сейчас чехи по всему миру продают свои «Чезеты», и в Израиль первое оружие поставляли именно они. Чешская промышленность вообще всегда была сильная. А народ очень мирный. Приезжаешь в Прагу — ее никто не разрушал, все сохранилось, есть на что посмотреть. Так устроено: если ты мирный, тебя скушают, ассимилируют, но ты сохранишь очень многое. А если ты буйный, кровавый след в твоей истории всегда будет заметен. Правда, мирные чехи попытались выступить в 1968 году, во время так называемой Пражской весны, но с буйными венграми в 1956-м это выступление не сравнить. В Венгрии тогда была настоящая война, много советских солдат погибло. А в 1968-м в Праге единственный, кто побуянил, — это Народная армия ГДР, присланная туда наводить порядок. Наши как раз вели себя в Чехословакии очень сдержанно, а в случае чего подходили немецкие подразделения и разбирались жестко и конкретно.
Я, кстати, считаю, что не надо стесняться в нашей истории ни событий 1956 года, ни 1968-го. Советский Союз был великой империей и защищал свои национальные интересы, как и положено великой империи. А если кто-то буянил, надо было поставить его на место, и это было правильное решение советского правительства, кто бы это правительство ни возглавлял — будь то Никита Сергеевич Хрущев или его преемник Леонид Ильич Брежнев.
Однако пора вернуться к событиям столетней давности. Продвижение по Центральной Азии изрядно раздражало наших зарубежных «партнеров». Еще один британский государственный деятель конца XIX века, министр иностранных дел Великобритании лорд Гранвилл: «Я могу понять тоску русских по Константинополю; но почему они должны продвигаться в Средней Азии, я не понимаю». Ему отвечает лорд Керзон: «Они (русские) очень серьезно рассматривают вопрос о проникновении в Индию, причем с конкретной целью. Их реальная цель — не Калькутта, а Константинополь. Ради сохранения возможности использования колоний в Азии Британия пойдет на любые уступки в Европе. Вот вкратце итог и сущность российской политики». В целом не могу сказать, что он ошибался. Сама идеология Византийской империи времен ее расцвета предполагала расширение возможностей империи везде и всюду, там, где, казалось бы, уже все потеряно. Хочу напомнить, что при императоре Юстиниане I два его знаменитых полководца-архистратига, Велизарий и Нарсес (в греческой транскрипции — Нарцисс), настолько расширили пределы Византийской империи, что туда вновь вошла Северная Африка, Испания и т. п., а Средиземное море превратилось в византийское озеро.
Каждый раз, когда я слышу о проблемах между разными народами и религиями, мне хочется посоветовать людям обратить внимание на уникальный опыт царской России. Царская Россия ведь очень эффективно решала эти вопросы. Это, наверное, самый успешный пример в мире. Внутри страны был накоплен уникальный опыт межэтнического и межконфессионального взаимодействия. Действовал принцип имперской нации: кто бы ты ни был по национальности и религиозной принадлежности, если ты соответствуешь своим качествам, ты добьешься положения.
Для Российской империи в идеологическом плане этот принцип означал то, что надо продвигаться везде, где есть возможность, усиливая мощь своего государства.
Что касается непосредственно Индии — это торговые пути, которые надо контролировать. Пути, идущие до самого Константинополя. Китайцы сейчас строят Великий Шелковый путь — а был бы Великий Византийский путь.
Центральная Азия сама по себе — огромная территория, дающая колоссальные геополитические возможности при продвижении еще южнее. Если бы Российская империя не распалась, думаю, столкновение между ней и Британской империей на Индийском субконтиненте было бы жестче.
Одно из очередных обострений так называемой Большой игры — стратегического противостояния России и Британии в Азии — привело к тому, что в 1895 году была определена зона влияния Российской и Британской империй в регионе. Знаменитый Ваханский коридор в Афганистане был специально выделен в качестве буферной зоны — мол, вы туда не лезьте, а мы сюда не будем лезть. Граница проходила по Пянджу и Амударье. До этого Российская империя активно продвигалась на юг, а вот продвижение англичан на север было не слишком удачным в силу большей эффективности российской политики, в первую очередь военной.
Еще одна стратегически важная для России точка на Ближнем Востоке — Персидский залив. В 1902 году в газете «Русская мысль» была опубликована статья, где говорилось: «В чем нуждается Россия, так это в выходе к Индийскому океану, но естественный для нас путь туда лежал бы не через Афганистан и Индию, а к северному побережью Персидского залива… России не нужны территориальные приобретения в Персии. Объединение многих миллионов мусульман под властью русского скипетра только помогло бы делу панисламизма. Мы можем добраться до Персидского залива, не посягая на целостность Персии. Пусть Англия раз и навсегда поймет, что нам не нужна Индия, а нужен только Персидский залив. Вопрос решен».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
