— Эдвард, я с удовольствием проведу здесь еще некоторое время, — призналась она, следя за стремительным полетом чаек.
Последовавшее за этим молчание Эдварда означало неодобрение, но она чувствовала, что приняла правильное решение.
Следующий день был последним днем визита Эдварда. Они спустились к пристани и уселись на камни, глядя в море. Шарлотта снова заговорила о своем решении задержаться здесь на некоторое время.
— И вторая причина, по которой я хочу здесь задержаться и о которой я еще не сказала, — это скорое рождение ребенка Марджи, — сказала она. — Марджи очень хочет, чтобы в это время я была рядом.
— Мне говорили, что женщины в интересном положении всегда позволяют себе весьма странные прихоти, — сдержанно заметил Эдвард. — Я могу понять, почему она хочет, чтобы ты при этом присутствовала, но я скучаю по тебе, Шарлотта!
— О, Эдвард! — воскликнула она. — Какой же эгоистичной ты меня, должно быть, считаешь!
На следующее утро Шарлотта прощалась с Эдвардом, испытывая самые противоречивые чувства. Она была бы рада, если бы он отложил свой отъезд, но это было невозможно. Вместе с тем, провожая взглядом увозивший его кеб, она чувствовала нечто похожее на облегчение при мысли, что ее жизнь снова принадлежит только ей и что она вольна сама принимать решения.
В последние дни капитана Уоткинса стало терзать крайнее беспокойство, свойственное путешественникам. Его неудержимо тянули к себе Африка и Индия, где он бывал чаще, чем в родном Портвене, и эта маленькая тихая гавань наводила на него тоску по необъятным морским просторам. Несмотря на то что у него никогда не было недостатка в слушателях, ему надоело рассказывать о своих приключениях, днем и ночью его преследовала тяга к действиям, поэтому, когда через пару дней после отъезда Эдварда пришла телеграмма, где сообщалось о намерении администрации возложить на него командование кораблем, который отправлялся в Африку, он обрадовался.
— Послезавтра я должен прибыть в Саутгемптон, — сообщил он, перечитывая телеграмму. — Я с удовольствием пойду на этом превосходном корабле в Кейптаун, затем на Мадейру и Тенерифе.
— Это судно грузовое или пассажирское? — поинтересовалась Шарлотта.
— В основном пассажирское. Люди по-прежнему отправляются на поиски золота и алмазов в надежде разбогатеть. Среди пассажиров, конечно, будет немало фермеров, поскольку в тех краях много пустующих земель… богатых, плодородных, и много солнца, так что там можно выращивать апельсины и виноград. В каком-то смысле Шарлотта ему завидовала. Она вспомнила, с каким возбуждением и радостью готовилась сама к эмиграции, как ей хотелось посмотреть дальние страны. И она понимала, что хотя в море капитана поджидают всякого рода трудности, проблемы, он убегает от некоторых проблем на земле — в частности, от проблемы по имени Дерина. В тот вечер она осторожно затронула эту тему.
Они только что закончили ужинать. Капитан Уоткинс набивал табаком свою трубку, а Дерина собрала белье в стирку для Салли, поселковой прачки.
— Капитан Уоткинс, я была бы вам весьма признательна, если бы вы объяснили мне, что означает мое присутствие здесь в качестве экономки во время вашего отсутствия. Желаете ли вы, чтобы я каким-то образом руководила Дериной, и насколько это необходимо?
Капитан Уоткинс некоторое время сосредоточенно посасывал трубку. Он отчетливо помнил сцену, происшедшую между ним и Дериной, когда Шарлотта ушла в гости к Марджи. Он так и слышал ее юный, звонкий голосок. «Я не потерплю, чтобы мной командовала Шарлотта! Ты не должен был просить ее остаться. Нужно было отправить ее домой вместе с мистером Блейком! Это ты подсказал ей мысль остаться здесь! Это — во-первых, а во-вторых, у меня никогда не было здесь никого, кто бы присматривал за мной. С чего это ты вдруг решил, что это так необходимо?» Он тогда ответил, что мисс Лаури будет для нее компаньонкой и что она научит Дерину вести хозяйство, а также многим полезным вещам. Дочка возразила, но он стоял на своем. С тех пор Дерина стала относиться к Шарлотте с холодной вежливостью, а к отцу — с явным раздражением.
И вот Шарлотта просит объяснить свою роль в его доме. Жизнь на корабле куда более понятная и простая! Он не привык иметь дело с женщинами.
— Дерина взрослеет, — смущенно заговорил он, — она хорошенькая, и я опасаюсь…
Шарлотта кивнула.
— Если бы была жива ее мать…
— Но, к сожалению, ее нет, а я лишь ненамного старше, чтобы иметь право Дерине приказывать. Ее это будет возмущать. Думаю, ей вообще не по душе мое присутствие у вас в доме.
Капитан Уоткинс пожал плечами и произнес:
— Моя дочь и впрямь немного своевольная, потому что слишком много времени была предоставлена сама себе. Но, мисс Лаури, думаю, вы поймете, когда понадобится держать ухо востро, к примеру, как я делаю, когда корабль начинает бросать из стороны в сторону.
— И если я расценю ситуацию так, что Дерину тоже начинает заносить, я должна воспользоваться своей властью?
— Безусловно, — кивнул капитан. — Но надеюсь, она не станет безрассудной, какими бывают девицы в ее возрасте.
— Я тоже на это надеюсь, — вздохнула Шарлотта.
На следующий день, когда уезжал отец, Дерина всплакнула.
— Будь хорошей девочкой, Дерина, — сказал он, прижимая к себе дочь.
— Буду, буду, — уверяла она. — Привези мне что-нибудь в подарок.
— Золото из Трансвааля и алмазы из Кимберли, да? — Он потрепал ее по голове, пожал руку Шарлотте и, распрощавшись с друзьями и соседями, уехал.
Дерина явно тосковала по отцу, и, чтобы отвлечь ее, Шарлотта попросила у нее совета по поводу ткани, которую она хотела заказать для платья. Решили остановиться на белом хлопчатобумажном крепе, из которого платье с воротником и манжетами из голубого бархата будет то, что надо.
— Платье вам сможет сшить мисс Дэвис, она портниха, — предложила Дерина. — Она сшила для меня прелестное платье с отделкой из кружев, которые мне привез папа.
— Должно быть, это очень красивое платье, — заметила Шарлотта. — Когда ты его наденешь?
Дерина помедлила с ответом.
— Не знаю… Так… Просто мне нравится, что у меня есть нарядное платье… на случай… — Она устремила вдаль мечтательный взгляд.
Стоило Шарлотте вникнуть в состояние домашних дел, как она обнаружила, что умение Дерины заниматься домашними делами сводилось лишь к поддержанию элементарного порядка, а настоящей чистотой в доме и не пахло.
Поэтому, пока Салли занималась стиркой, Шарлотта с Дериной сметали пыль, натирали мебель воском и гладили белье, а вскоре на окнах появились белоснежные накрахмаленные занавески, посуда из меди сияла, а по мере того, как в саду поспевали фрукты и ягоды, полки в кладовой заполнялись банками с вареньем, джемом и соленьями.
Внешне Дерина не возмущалась тем, что приходилось так много работать, но, хотя с Салли она могла болтать и сплетничать часами, с Шарлоттой держалась отчужденно, по-прежнему воспринимая ее как постороннего человека.
