— Нет, я чувствую, мне совсем плохо, — стонала травмированная. — Юля, ты еще немного должна побыть со мной! Мало ли что… Я одна, в пустой квартире… С травмой! Вдруг мне понадобится массаж сердца? Юля, не оставляй меня одну! Я тебя не отпущу! Ради Бога…
Евгений Федорович?.. поймите: она должна быть со мной в такую минуту!
— Может, вам лучше в больницу? — наконец пришел в себя Чепырин. Он все еще не терял романтических надежд.
— Нет, нет! — вскрикнула Наташка. Она вместе со мной картинно привалилась к стене и подняла ногу. — Попасть в руки черствых дежурных костоправов? Это же врачи-убийцы! Нет, только не это! Завтра я пойду к знакомому хирургу. Он бог! Ему я всецело доверяю. А эту ночь придется терпеть. Мне не впервые. Но Юля не может оставить меня, поймите же!
Евгений Федорович обреченно покосился на свои астры. Наташка, вскидывая ногу, стала проталкивать меня по лестнице в прежнем направлении.
— Позвольте, может, я вам помогу?
Наконец-то догадался предложить свои услуги! И очень кстати: я уже устала подпирать Наташку. Бедный Чепырин сунул свой букет к водке и «Буратино», а пострадавшая изо всех сил налегла на его руку.
— Юля, отдохни немного, милая, — пропела она слащавым голосом профессиональной тяжелобольной. — Ты можешь пока пакетик нести.
Я приняла у Чепырина его пакет и поплелась сзади, наблюдая этот дурацкий фарс. Хорошо, что стемнело — я никак не могла все время держать на лице необходимую озабоченную мину. Еще я боялась, что мы встретим кого-либо из знакомых, и придется как-то объяснять происходящее. Но все сошло гладко, только Евгений Федорович один раз сам остановился и, клонясь под тяжестью бессовестной Наташки, сказал:
— Послушайте, Юлия Вадимовна! Может быть, мы проводим вашу подругу домой, вы ее успокоите, сделаете свой массаж, дадите какую-нибудь таблетку, и…
— Нет! — взревела вконец разрезвившаяся Наташка и стала картинно оседать прямо на асфальт (наша группа тащилась уже по двору), — Юля, не оставляй меня! Я хочу жить! Мне только эту ночь продержаться!
Испуганный Чепырин поволок ее дальше. В конце концов мы оказались перед дверью Наташкиной квартиры на втором этаже. Моя подруга отвалилась от совершенно взмокшего Чепырина, вырвала из моих рук пакет и вручила хозяину:
— Спасибо, спасибо вам… Евгений Федорович?.. Вы большой души человек! И до свидания. Пошли, Юля!
— Странно! У вас там, в квартире, что-то слишком шумно, — удивился Евгений Федорович. Действительно, за Наташкиной дверью вовсю гремела музыка и гомонили веселые голоса. Отлично было слышно, как Наташкин муж Вова хохочет со всхлипами и лупит себя ладонями по животу (есть у него такая манера). Я уже решила, что наша комедия провалилась, но Наташка заявила нагло:
— Это соседи! Неплохие люди, но каждый день у них гулянка. Я тут на подселении живу. Одна, совсем одна. В пустой комнате… Эта ночь! Без Юли я ее не переживу. Она открыла дверь ключом, втолкнула меня в прихожую и долго еще благодарила Чепырина и махала ему вслед якобы дрожащей рукой.
Глава 4. Скала Горящих СердецМне сразу понравился Дима Сеголетов. Со стыдом признаюсь. Главное, не знаю, как это вышло. Ведь к Наташке я явилась, полная страхов, кончина капитана Фартукова тоже не веселила, после топорного обмана Чепырина осталась неловкость. В общем, нехорошо было на душе.
Зато у Наташки дым стоял коромыслом. Может, этого мне как раз и недостает? Может, хватит быть хичкоковской героиней, дрожать взаперти, шарахаться от белых плащей и умывальников? Нет, довольно! Теперь я буду кокетничать и громко смеяться. Компания как раз подходящая. Даже удивительно было, что всего несколько человек устроили такой карамбой. Кроме Наташкиного Вовы, который хохотал и шлепал ладонями по животу, много шуму производил небольшого роста, лысый и загорелый живчик. Как я поняла, живчик был врачом, и поначалу я приняла его за Диму Сеголетова и даже возмутилась, с какой стати такой невзрачный тип зарится на мою квартиру. Однако выяснилось, что это другой доктор, что жене его позавчера вырезали щитовидку, что он из-за этого столуется по знакомым и очень тоскует. Хохотал он, как сумасшедший. Несколько других гостей подхихикивали.
— Ну, как тебе Дима? — спросила Наташка, когда я, прослушав пару малоприличных Вовиных анекдотов, зашла к ней на кухню.
— Дима? Который там Дима?
— Да он же в кресле сидит, за телевизором. Иди, глянь, — посоветовала Наташка, густо посыпая толстобоких кур укропом.
Я пошла и глянула. Дима действительно сидел в указанном месте. Он походил на неброско раскрашенную античную статую, одетую в светло-коричневый костюм. Димин нос составлял со лбом совершенно прямую линию. Такое в наших краях редко встречается. Красивый малый.
Я вернулась к Наташке и вяло сообщила, что Диму видела. Она посмотрела на меня сочувственно и сказала:
— Тебе нужно выпить. Ты слишком многое пережила за последние дни.
Я вообще не пью. Вино мне кажется невкусным, от шампанского болит голова, водку в рот взять могу, а вот проглотить — нет. Наташке это непонятно, а поскольку непонятное обычно пугает, она считает, что именно это мое свойство — причина всех моих неудач.
— Ты слишком мнительна и привередлива, — говорит она обычно. — Таким надо слегка попивать. Зальешь шары, и все будет в розовом свете.
Жизнь в розовом свете ценою залитых шаров меня не привлекает, но иногда Наташка таки добивается своего. В тот раз она достала маленький графинчик с темно-коричневой жидкостью и налила две стопки.
— Чтоб не вешать носа! — провозгласила она и легко глотнула все содержимое стопки враз. Выпила и я. Это была какая-то настойка. Скорее всего, на мухоморах. Я вдруг почувствовала, что внутрь меня через глотку въехал на полном ходу грохочущий товарный поезд во главе с паровозом, только что задавившим Анну Каренину. Паровоз выл и плевался искрами. Мелькнуло мимо улыбающееся Наташкино лицо, сказало: «Хороша черносмородинная, а?» — и пропало, потому, что в ту минуту я уже резко взмывала вверх. Скоро я сидела на люстре, свесив ноги. Я отлично оттуда видела овальный стол с початыми салатами, рюмки, вилки, животы Вовы, его брата и братниной жены, причем в таком ракурсе, какой бывает при взгляде с балкона. Я это хорошо помню! Разве такое можно придумать? Да я вообще все помню! Помню даже анекдот, рассказанный тогда Вовой (очень нескромный, я не могу его здесь привести), а также тост: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». После тоста я свалилась с люстры прямо в кресло Димы, на его могучие колени.
Наташка утверждает, что все было совсем не так. Сначала я, выпив черносмородинной, якобы долго уверяла ее, что я очень несчастна. Потом я отправилась к гостям, где танцевала буги-вуги с лысым доктором (у которого щитовидная жена). Какие еще буги-вуги? Я знать не знаю, что это такое! Потом я якобы пела «Не искушай». Это, конечно, могло быть, я иногда пою «Не искушай», но тогдашнего пения, хоть убей, не помню. Может, Наташка врет или путает? После пения был как раз Вовин анекдот. Наташка анекдот подтверждает, но затем снова идут расхождения. Вроде бы я между анекдотом и тостом успела сказать Диме Сеголетову, что он похож на древнего грека и что квартира у меня на третьем этаже и с телефоном. После этого я зачем-то взобралась на спинку Диминого кресла и в самой странной позе, закинув там ногу на ногу, прослушала тост «Как здорово, что все мы здесь»…
