Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
Рука моя будто сама собой коснулась кармана, где лежал мешочек с семенами – тот самый, что мать вручила мне незадолго до своей смерти. Я всегда носила его с собой.
– Покинутый чувствует только свою боль и только о ней и думает. Никто не спрашивает себя, каково приходится покинувшему. Мучается ли он своим выбором, страдает ли оттого, что побоялся общественного осуждения и остался с семьею, своими руками вырвав у себя сердце? Каждую ночь он ворочается без сна, не находя себе места и успокоения. То ему кажется, что он совершил ошибку, то чувствует, что был прав, оберегая семью и детей. Время ему не помощник, оно не лечит его ран – чем сильней отдаляется от него день, когда он принял роковое решение, тем яснее, светлее и безгрешнее становятся его воспоминания об утраченном рае, тем скорее они превращаются в тоску.
– И сам он себе не помощник. Он отдалился от всех, в будние дни делает вид, что занят, а по выходным ходит на Марсово поле играть с друзьями в шары, покуда его сын кушает мороженое, а жена с потерянным видом глазеет на туалеты проходящих мимо дам. Нет на свете такого ветра, чтобы развернул лодку его жизни, он обречен на стоячие воды тихой гавани. Да, страдают все – те, кто уходит, и те, кто остается, их семьи, их дети. И никто не властен изменить это.
Госпожа Гиме не сводила глаз со свежезасеянного газона в глубине парка. И делала вид, что слушает меня только из вежливости, но я-то знала, что мои слова коснулись незажившей раны в ее душе и сейчас эта рана кровоточила. Потом госпожа Гиме поднялась со скамейки и сказала, что нам пора возвращаться – скоро будет готов ужин, а к ужину званы гости. Некий художник, входящий в силу и в моду, собирался посетить с друзьями музей господина Гиме, а потом приглашал всех к себе в студию посмотреть новые картины.
– Он хочет что-нибудь мне продать. А я хочу познакомиться с новыми людьми – мой привычный круг начал меня тяготить.
Мы не торопясь отправились обратно. На мосту – теперь мы шли по направлению к Трокадеро, госпожа Гиме спросила меня, не хотела бы я присоединиться к ним за ужином. Я сказала, что с удовольствием, но мое вечернее платье осталось в отеле.
На самом деле у меня не было никакого вечернего платья. Ни по красоте, ни по элегантности мои наряды и близко нельзя было сравнить даже с «простыми прогулочными платьицами» парижанок. И едва ли можно было назвать «отелем» тот жалкий пансиончик, где я жила последние два месяца. Правда, там я могла спокойно принимать своих «гостей»
Но мы, женщины, умеем понимать друг друга вовсе без слов.
– Если хотите, я одолжу вам платье на сегодняшний вечер. У меня их куда больше, чем мне надо.
Я поблагодарила ее улыбкой, и мы направились к дому Гиме.
Отличный способ никогда не заблудиться – не задумываться о том, куда тебя несет жизнь.
– Это Пабло Пикассо, художник, о котором я вам говорила. С той минуты, когда нас представили друг другу, Пикассо, забыв об остальных приглашенных, неустанно искал моего внимания. Он говорил, что я очень красива, что я непременно должна ему позировать, что мне следует оставить сумасшедшую сутолоку Парижа и поехать с ним в Малагу хотя бы на неделю. И все это с единственной, пусть и невысказанной словами целью – затащить меня в постель.
Мне же с ним было неуютно: он был некрасив и неотесан и, считая себя гением из гениев, не сводил с меня своих выпученных глаз. Куда больше мне понравились его друзья, в частности один итальянец, Амедео Модильяни, выглядевший и аристократичней, и изысканней Пикассо. Он подошел и попытался вовлечь нас в какой-то общий разговор. И всякий раз, когда испанец прерывал свой очередной бесконечный, но малопонятный монолог о революции в искусстве, я, повергая его в ярость, немедленно поворачивалась к итальянцу.
– Чем вы занимаетесь? – поинтересовался Амедео.
Я сказала, что посвятила себя ритуальным танцам яванских племен. Кажется, он не вполне понял, что я имею в виду, но вежливо поддержал тему и заговорил о том, что нельзя недооценивать роль взгляда в танце. Человеческие глаза приводили его в восторг, и, когда ему случалось попасть в театр, он, почти не обращая внимания на движения тел, сосредотачивался только на том, что ему говорили глаза.
– Я совсем ничего не знаю о ритуальных яванских танцах, но надеюсь, что глазам в них придается достаточное значение. Вроде бы на Востоке танцовщики умеют сохранять полную неподвижность, и только их взгляды приобретают невероятную мощь и выразительность.
Не зная, что ему на это ответить, я неопределенно качнула головой – пусть Амедео сам решит, согласна я с ним или нет. Пикассо все прерывал нас своими теориями, но воспитанный и утонченный Модильяни дожидался очередной паузы и снова возвращался к нашему разговору.
– Вы позволите дать вам один совет? – спросил он, когда ужин подходил к концу и все мы уже собрались идти к испанцу. Я кивнула, позволяя.
– Поймите, чего вы ищете, и стремитесь пойти еще и еще дальше. Совершенствуйте свой танец, работайте над ним и постоянно ставьте себе недосягаемые цели. Потому что предназначение настоящего художника – вырваться за пределы самого себя и своих возможностей. Тот, кто желает малого и доступного, не преуспеет в жизни.
Студия испанца располагалась недалеко от дома Гиме, и мы пошли пешком. Кое-что из увиденного восхитило меня до глубины души, кое-что вызвало отвращение. Но не таковы ли и все люди? Не все ли они бросаются из крайности в крайность, не задерживаясь посередине? Чтобы подразнить Пикассо, я указала на одну из картин и спросила его, для чего он так старается все усложнить.
– Я потратил четыре года, чтобы научиться писать, как мастер эпохи Возрождения, и всю жизнь – чтобы снова начать рисовать, как рисуют дети. Настоящий секрет искусства заключен в детском рисунке.
Я оценила блеск его ответа, но уже не могла вернуться назад и сделать так, чтобы Пабло мне по-настоящему понравился. Модильяни к этому времени уже ушел, госпожа Гиме была явно утомлена, хоть и старалась держаться и не подавать виду, и даже Пикассо явно чувствовал себя неловко из-за вспышки ревности Фернанды, его возлюбленной.
Я сказала, что время уже позднее, и мы разошлись. С тех пор я ни разу не встречала ни Амедео, ни Пабло. И хотя до меня дошли слухи о том, что Фернанда покинула его, я никогда не узнала – из-за чего. Кстати, несколько лет спустя мне довелось еще раз увидеть ее за прилавком в антикварном магазине. Я сделала вид, будто незнакома с нею, а она меня не узнала и навсегда исчезла из моей жизни.
Это было совсем недавно, хотя сегодня мне кажется, что прошла целая жизнь. Все это время я придавала значение только солнцу, мгновенно забывая о грозах. Пленялась красотою роз и не замечала шипов. Адвокат, без особого рвения защищавший меня на суде, был одним из многих моих приятелей. Вы слышите, мэтр Эдуар Клюне? Если все пойдет так, как планируется, и меня расстреляют, можете вырвать эту страницу и выбросить ее. К несчастью, мне некому больше доверить эту тетрадь. Мы с вами знаем, что меня хотят убить не из-за дурацкого обвинения в шпионаже, а потому что я осмелилась пойти за своей мечтою, а мечта всегда обходится дорого.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
