Испустив этот истошный крик и восторженно озираясь, мой победитель шумно зашелестел своими ладонями.
– Конечно, – улыбнулся я и не думая сдаваться, – еще как.
Никакие взлеты фантазии не в состоянии представить даже в общих чертах последствия такого вмешательства в жизнь клеточного ядра человека. Атомному ядру такое и не снилось! Здесь нельзя торопиться: нужно быть прозорливым, умным, бережным и осторожным. Все это было понятно и дятлу, но уже тогда любопытство побеждало во мне осторожность. Любопытство мало подвластно разуму. Даже безгрешный Адам не устоял перед соблазном ощутить запах яблока. И вкус золотого налива, как известно, пришелся ему по душе. Как же нам устоять, маленьким и грешным? Мы чему угодно найдем оправдание.
– То-то, – сказал мой лысый победитель и тотчас потерял ко мне всякий интерес.
А мысль моя продолжала лихорадочно биться. Пытаться можно было бы и на бабочках-однодневках, – думал я, – на разных там мушках, жучках-паучках… Потом на мышах, на крысах… Пусть попробуют пожить дольше обычного, а мы посмотрим…
В моей голове был настоящий цугцванг! Или цейтнот? Но мы уверенно вступали в большой мир науки.
Глава 11
Вскоре мы были приглашены в Москву на международный съезд геронтологов. Жора встретил меня на вокзале. Мой доклад слушали, как всегда, с особым вниманием. Я еще не кончил доклад, когда раздались аплодисменты, а за ними хлынул жаркий поток славословий. Такого я не ждал! Тема была так актуальна, что произвела эффект разорвавшейся бомбы: клон?!. В провинции?!. Ну уж нет! Слово «клон» ни разу не прозвучало, но каждый о нем подумал. Природой нам дан дар воображения, видимо, поэтому мы так алчно и ненасытно впитываем в себя все запретное и таинственное.
– Слушай, – сказал тогда Жора, – ты гений…
Потом мы сидели уже на Арбате в пивбаре.
– Определенно, – добавил он, – ну давай, выкладывай…
Мне казалось, я был для него неплохим сотрапезником, которому он мог без стеснения рассказывать о своих успехах и трудностях. Мы говорили до самого закрытия и затем у него дома, всю ночь.
Никто уже не спорил по существу нашего открытия, не подвергал сомнению полученные факты. Во многих лабораториях мира их вскоре подтвердили и кое в чем нас даже опередили. Этого следовало ожидать, так как люди работали не в подвальных помещениях, а в хорошо оснащенных и достойно финансируемых лабораториях.
– Здесь уже ходят слухи, – сказал Жора, – что Академия Швеции рассматривает вопрос о включении цикла твоих работ в список на соискание Нобелевской премии в области биологии и медицины.
– Ух, ты! – воскликнул я.
У меня, конечно, екнуло в груди.
– Не может быть! – сказал я.
– Это переворот во взглядах на жизнь, – сказал Жора, – так что вполне может быть… Нужно все должным образом оформить и достойно преподнести. Я знаю, как это сделать.
Жора прикурил сигарету, глубоко затянулся и даже закрыл от удовольствия глаза.
– Слыхал, – неожиданно сказал он, медленно выпуская из себя дым, – в Штатах кого-то тюкнули чем-то невидимым, неслыханным… Никаких следов. Интеллектом!
Я не понимал, к чему была сказана эта фраза: при чем тут какое-то интеллектуальное убийство к нашему разговору о модификации генов. Тут я вспомнил Юру. Он коллекционировал способы интеллектуальных убийств.
– Оружие, – сказал Жора одно только слово и сделал очередную затяжку. Несколько секунд он испытывающе смотрел на меня, а затем добавил:
– Гены – как цель, как мишень…
Он выдержал еще небольшую паузу и еще раз уточнил:
– Этническое оружие, понимаешь?
Я не понимал.
– Ты не думал об этом?
Об этом невозможно было не думать, но я покачал головой: нет.
– Не думал, – потом сказал я.
Об этом говорил весь мир, и это не могло нас не интересовать, хотя наши мысли и были направлены в противоположную сторону. Мы думали не о войне с человеком, а о битве за него.
Жора отвел от меня свой пристальный взгляд и не стал развивать эту тему. Дома у него мы долго не спали, болтали. Потом я откровенно зевал.
– Слушай, – вдруг сказал он, – валяй-ка сюда, к нам…
За окнами уже брезжил рассвет.
– У меня прекрасные девочки, мы тебя женим…
– Я женат.
– Когда ты успел? Я этого не знал. Знаешь, здесь такие возможности…
У меня слипались глаза.
– Слушай, мы тут с тобой…
Этим он еще раз подтвердил мою уверенность в том, что и подвалы бань могут удивлять высокий научный мир своими смелыми достижениями.
Он что-то еще говорил, но я уже не слышал его. В ту ночь о клоне я даже не обмолвился.
Глава 12
В кулуарах я по-прежнему был окружен вниманием участников съезда, а на банкете, когда внимание сидящих за столом было поглощено торжественными речами и спичами, ко мне подсел молодой человек в черной тройке.
– Покурим?
Он достал пачку «Marlboro» и щелкнул по ней ногтем большого пальца снизу. Я взял одну из выскочивших сигарет и приклеил ее к нижней губе.
– Вообще-то я не курю, – сказал я.
Он поднес зажигалку к моей сигарете, делая вид, что не слышит меня, затем прикурил свою и, чуть повернув голову в сторону, выпустив дым тонкой струйкой, представился:
– Марк Фергюссон.
Без всякого акцента. Я пожал его мягкую уступчивую руку и назвал себя.
– Кто вас теперь не знает! – восхищенно произнес он.
Затем он сказал несколько сухих, но, по его мнению, впечатляющих фраз. От имени правительства он предложил сотрудничество по созданию технологии, – он так и сказал, – технологии продления жизни человека. Какого правительства? Этого он не уточнил, а я не спрашивал. Ясно было, что Марк Фергюссон не может работать в нашем правительстве.
– Вы ни в чем не будете нуждаться.
От него пахло чем-то заморским, его черные глаза были чуть сощурены, их пронизывающий взгляд холодил сердце. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и не давал отдыха своему языку. Забытая сигарета, словно в обиде на хозяина, вяло дымилась между указательным и средним пальцами. Он не сделал ни одной затяжки, пепел, казалось, вот-вот упадет на его колено, и я напряженно ждал этого момента.
– Вам, конечно, придется и поработать.
Мне казалось, что я стал одним из героев телесериала с хитро закрученной интригой. Загадочная торжественность собеседника, мягкий дорогой коньяк, настороженный пепел… Все это держало меня в напряжении и тешило мое честолюбие. Я вдруг обрел уверенность в том, что наши усилия не пропали даром. Еще бы! Я курил и молчал, он рассказывал. Когда пепел-таки рухнул на лацкан его пиджака (а не на колено, как я рассчитывал), Марк положил сигарету в пепельницу, пальцами правой руки добыл из бокового кармана визитку и опустил ее на скатерть стола.
