Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
Я откинулся в кресле с подавленным вздохом, и она продолжала:
– Видишь ли, Вилли, ты хочешь чтобы я изменила свою природу, чтобы со мной совершилось такое же превращение, как в театральной пантомиме, где старая ведьма вдруг превращается в маленькую фею, повисшую на кончике радуги. Это очень хорошо на сцене, но этого не бывает в реальной жизни. Ты знаешь, я воспитывалась в школе в Брайтоне? – Я сделал утвердительный знак, не понимая, что она хочет этим сказать. – Там, в числе других искусств, мы учились верховой езде; учитель наш давал нам также уроки курения, бесплатно. Факт! Мы все учились этому, сначала, конечно, потихоньку, так же как он потихоньку ухаживал за нами и приучал нас кокетничать; но скоро мы сделали большие успехи в обоих искусствах. Нас было там пятьдесят девиц, и все мы курили, где только было можно. После того мы съедали массы душистых конфет, чтобы заглушить табачный запах и никогда не попадались. Брайтонские школы, как ты знаешь, не отличаются строгостью; девицы там делают что хотят и нередко попадают в беду. Но это отклоняет нас в сторону. Дело в том, что я привыкла курить в школе, а когда вернулась домой, я встречала немало женщин, которые тоже курили; я не отставала от них, пока привычка не стала второй натурой. Ты так же безуспешно будешь убеждать прачку, чтобы она рассталась с чаем, как и меня, чтобы я бросила мою сигару.
– Разве это одинаково дурно? – заметил я.
– Да; одинаково дурно, или одинаково хорошо! И она весело рассмеялась. – У тебя не было прежде таких упорных предрассудков, Вилли! Ты сам много курил; вспомни!
– Но, Гонория, я дело другое… – начал было я.
– Извини меня, – перебила она улыбаясь: – этого-то я и не могу понять! Я не понимаю, почему должна быть разница между обычаями мужчин и обычаями женщин.
– Боже мой! – воскликнул я, выпрямляясь и говоря с некоторым оживлением: – Неужели ты будешь утверждать, что женщины способны делать всё, что делают мужчины? Можешь ли ты представить себе, что женщины дерутся на войне. Могут ли они поступать во флот? Могут ли прокладывать рельсы, строить мосты, рыть каналы? Могут ли они бить камни на шоссе, сидеть на козлах извозчичьих экипажей, управлять омнибусами? Могут ли они сделаться носильщиками тяжестей? Будут ли они рыть колодцы и проводить телеграфные провода? Я говорю, Гонория, что это безумие, эта мания стараться во всём сравнять женщин с мужчинами так же бессмысленна, как и неестественна, и может повлечь за собой только бедствия нации, так же как и отдельных лиц!
– Какое же место ты отводишь женщине, – спросила Гонория, – если она не равна мужчине (с чем я не согласна)? Что, она ниже или выше мужчины?
– Она ниже мужчины по физической организации, – отвечал я с жаром, – она ниже в отношении грубой силы и выносливости; ниже также, когда дело идёт о составлении отдалённых планов и приведении их в исполнение; её ум слишком быстр, слишком впечатлителен и подвижен для той определённой и упорной настойчивости, которой отличались великие изобретатели и исследователи. Но, Гонория, женщина (если только она верна своей природе) бесконечно выше мужчины по деликатности и такту, нежной симпатии, высокой самоотверженности и божественной чистоте. Говорю божественной, потому что, когда она «прозрачна как лед и чиста как снег», то, хотя бы она и не избегла клеветы негодяев, она всегда будет вызывать восторженную почтительность тех людей, которые достаточно знают худшую сторону света, чтобы научиться ценить эти ангельские и царственные качества. По сравнению с мужчиной женщина и выше и ниже его в одно и то же время, – это сложная и прекрасная загадка, очаровательная шарада, которую лучшие из людей не желали бы никогда вполне разгадать; они предпочитают оставлять кое-что в тени, нечто таинственное и вечно священное, сокрытое от грубых взоров любопытной толпы!
Гонория прервала моё красноречие.
– Всё это звучит очень хорошо, – сказала она, – но, говоря откровенно, не выдерживает критики. Ты говоришь так, будто бы все мужчины были странствующие рыцари из романов; но ведь этого нет на самом деле. Большинство мужчин очень дурны, и если женщины так же дурны, то ведь сами мужчины делают их такими! Посмотри только на них! Ты говоришь о курении, – да ведь они сами всегда курят, да ещё из грязных трубок и скверный дешёвый табак; что касается их восхищения всеми этими женскими качествами, которые ты расписываешь, они и знать их не хотят! Они будут бегать за танцовщицами гораздо охотнее, чем скажут вежливое слово порядочной женщине; они будут толпиться вокруг женщины, которая приобрела известность тем, что её имя связано с каким-нибудь ужасным бракоразводным процессом, и пройдут мимо хорошей девушки, которая никогда ничем не ославлена.
– Не всегда, – перебил я с живостью. – Ты видишь пример в собственной сестре, которая выходит замуж за графа Ричмура.
– Это правда, – сказала моя жена. Она встала с кресла, отряхнула своё платье и бросила окурок папиросы. – Но ведь он исключение, очень редкое исключение из общего правила. А всё-таки, Вилли, я не могу перемениться, так же как леопард не может изменить свою кожу, как сказано в Библии. Я продукт века, в который мы живем, и я тебе не нравлюсь!
– Ты мне нравишься, Гонория… – начал я с жаром.
– Нет, не совсем! – повторила она настойчиво, и в глазах её блеснула насмешка. – Я обещаю тебе хорошенько обдумать положение дела и посмотреть, что я могу сделать. А пока ты не будешь больше видеть «мальчиков», если они тебе неприятны.
– Они не то чтобы неприятны, – пробормотал я, – но…
– Я понимаю: хочешь, чтобы твой дом был для тебя. Я их живо вытолкаю. Я с ними могу видеться в других местах; нет надобности, чтоб они ходили сюда часто.
– В других местах? – спросил я с удивлением. – Где же, если не здесь?
– О! мало ли есть мест, – отвечала она смеясь. – На реке, в Гровеноре, Горлингаме – множество есть мест, где мы прежде встречались.
– Но допустим, что я не соглашусь, Гонория, – сказал я. – Допустим, что я не одобряю, чтобы ты встречалась с «мальчиками» во всех этих местах?
– Ты не будешь таким старым гусём, – весело возразила она. – Ты знаешь, что это безобидно; ты знаешь, что я не допущу ничего низкого, знаешь?
Она смотрела мне прямо в глаза своими ясными, правдивыми, лучистыми глазами.
– Да, я знаю, Гонория, – сказал я мягко, но серьёзно. – Я совершенно уверен в твоём достоинстве и твоей честности, милая моя, но есть такая вещь, как общественные толки; если ты будешь везде появляться с этими молодыми людьми, это даст повод к насмешкам и сплетням.
– Нисколько, – отвечала она. – Множество женщин делают то же самое. Я не встречала ни одной замужней женщины, которая хотела бы казаться prude[3]в наши дни. А «мальчиков» своих я не могу совсем бросить, – знаешь ли, для них это было бы очень тяжело! Ну, полно же дуться, Вилли. Развеселись! Я уже сказала тебе, что всё хорошенько обдумаю и посмотрю, что можно для тебя сделать.
В эту минуту из детской донёсся страшный крик, извещавший о страданиях маленького Гетвелл-Трибкина.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
