За все эти годы ни разу не было, чтобы я не явился. И переносил занятие я всего два раза: один раз – канал коренного зуба, второй – приступ холецистита.
Я звоню в университет, звоню на факультет, звоню секретарше декана – повсюду голосовая почта. Нигде ни одного реального человека, с которым можно поговорить. Что случится, если я не появлюсь? Сколько они там будут сидеть?
Я звоню в офис охраны.
– Говорит профессор Сильвер, у меня чрезвычайная ситуация.
– Вам нужен санитар?
– Нет, я как раз в больнице. Но у меня через две минуты занятие. Не может ли кто-нибудь пойти и повесить на двери записку, что я его отменяю?
– Кто-то из наших людей? Сотрудник службы охраны?
– Да.
– Это не входит в наши обязанности.
Я пробую обходной маневр:
– Как раз входит, именно в ваши обязанности. Если никто не появится, если ни один представитель руководства не распорядится, могут произойти беспорядки. Курс по политологии, и вы знаете, что это означает: вспыхнут радикальные идеи и студенты решат, что имеют право. Помяните мое слово.
– Что должно быть в записке?
– Профессор Сильвер приносит свои извинения, что по чрезвычайным семейным обстоятельствам вынужден отменить занятие. Оно будет проведено позже.
– Хорошо. Здание, аудитория?
– Вы не могли бы сами посмотреть? Никогда не умел запоминать названия и цифры.
– Подождите у телефона, – говорит он. – Сильвер, сегодня нет занятий. Вы из Школы искусств и наук, сегодня у ваших выходной. Корпоратив на пляже…
– Ой! – говорю я. Совсем забыл. Попросту забыл. – Спасибо.
У меня была какая-то жизнь. Я чем-то в ней занимался.
Адвоката я встречаю возле дома. На одной машине приезжает он сам, на другой – его люди. Они несут тяжелые ящики и напоминают мне дезинфекторов или дератизаторов.
– Вверх по лестнице направо, – говорю я, показывая наверх.
– Что тут стряслось?
– В смысле – что стряслось?
– Тут же бардак!
– Вы же мне сами велели ничего не трогать! – кричу я наверх.
– Воняет, как в сортире!
Тесси идет за мной по лестнице. На полпути мне в ноздри бьет запах.
– Ну и срач! – говорит адвокат.
У собаки виноватый вид.
Тесси, оставшись одна дома, решила малость прибраться: слизала с пола кровь Джейн, оставила розовые отпечатки лап на полу, а потом ее пронесло на кровати.
Она смотрит на меня, будто хочет сказать: «Тут все пропитано безумием. Что-то должно было случиться».
– Ничего, девочка, нормально, – произношу я, спускаясь вниз за коробкой плотных пакетов.
Собака мне оказала услугу. Если оставались какие-то улики на постели, они сейчас уничтожены. Я засовываю постельное белье в два пакета, открываю окна и расходую целую банку лизола.
Мусорное ведро вынесено, адвокат и его помощники уезжают.
– Ситуация более чем неудовлетворительная, – говорит один из них, выходя.
– В самую точку, Шерлок, – соглашается второй.
Я стою в кухне, в голове назойливо вертятся мысли о постельном белье. В мусор – достаточно? А если я его выброшу, не возникнут ли подозрения? А что будет, если я его сожгу? Дым от простыней – не будет ли он сигналом за много миль?
Звоню в службу срочной доставки матрасов.
– Насколько быстро можно доставить новый матрас?
– Куда именно?
– Сикамор, шестьдесят четыре.
– А что вы ищете? Есть что-то конкретное на уме? «Серта», «Симмонс», плюшевый, с толстым наполнителем поверх пружин?
– Открыт предложениям. Должен быть кинг-сайз, мягкий, но не слишком, плотный, но не слишком. Что-то вот как раз.
– Получается две восемьсот – матрас и пружинная коробка.
– Дороговато.
– Могу сделать две шестьсот пятьдесят с доставкой, а если покупаете наш наматрасник, то получаете гарантию на десять лет. Обычная цена сто двадцать пять, но для вас за сотню оформлю.
– А старый вы заберете?
– Да.
– Даже если он с пятнами?
– Они все с пятнами.
– Так когда?
– Подождите секунду.
Я вытаскиваю из кармана кредитную карту Джейн.
– Сегодня вечером от шести до десяти.
Я приношу ведро горячей воды, щетку, рулон бумажных полотенец, моющие средства «Мистер Клин» и «Комет», бутылку уксуса и латексные перчатки Джейн, которые были на ней в День благодарения. Надевая перчатки, всхлипываю.
Отмываю пол на четвереньках. Кровь темная, сухая, шелушится хлопьями. Размокая, превращается в розовые клубочки с жилками, расползается по бумажным полотенцам, как свекольный сок. Обо что-то я режу палец – об осколок фаянса, протыкающий кожу, – и в месиво добавляется моя кровь. Я залепляю порез тюбиком медицинского клея. Все время, пока я работаю, у меня чувство, будто за мной наблюдают, шпионят. Кто-то проходит мимо, задев меня за ногу. Я оглядываюсь, и кто-то перепрыгивает через меня. Резко разворачиваюсь, оскальзываюсь на мокром полу, шлепаюсь на задницу. Это кот. Сидит на комоде, смотрит, подергивает хвостом из стороны в сторону.
– Чтоб тебя, – говорю я ему. – Напугал.
Он моргает, не сводя с меня жарких зеленых глаз. Как изумруды.
Дитя привычки, я останавливаюсь, лишь когда работа сделана, кровавая вода из ведра вылита, тряпки выброшены. Тогда я смотрю, что там есть поесть. Приоткрыв дверцу холодильника, гляжу на остатки нашего вчерашнего ужина. Отщипываю кусочки того-другого, думая о Джейн. Как ужинали вчера, как потом любили друг друга. Накладываю себе на тарелку и ложусь на диван перед телевизором.
Просыпаюсь от эха выстрелов. Возникает мысль, что Джордж опять удрал и прибежал меня убивать.
Бах. Бах. Бах.
Тяжелый стук в дверь.
Лает Тесси.
Матрас привезли.
– Как же хорошо, что матрасы не бьются! – говорит один из грузчиков, пока они затаскивают матрас вверх по лестнице. – Работал я с плазменными телевизорами – это чистый кошмар.
Старый матрас и коробку с пружинами они берут без комментариев.
На выходе во дворе их встречает вспышка.
– Какого…
Вспышки одна за другой.
Один из грузчиков бросает матрас и кидается в темноту. Из кустов доносится возня. Вылезает грузчик с дорогим фотоаппаратом в руках.
– Отдай фотоаппарат! – требует незнакомый человек, поднимаясь с клумбы.