Было очень поздно, когда поезд пришел в Саутгэмптон, но Джозеф, казалось, хорошо знал город и направился в маленький трактир на берегу реки, почти совершенно скрытый городской стеной. Он спросил себе номер и, узнав, что «Электра» еще не пришла, потребовал ужин наверх, несмотря на приглашение сойти в общую залу. Он, казалось, избегал всякой встречи или разговора с чужими и снова погрузился в свои мрачные думы.
О чем бы он ни думал, мысли эти так его поглощали, что он не вполне осознавал, что делает.
Несмотря на это, Джемс Вентворт был очень деятелен и встал на другое утро спозаранку. За всю ночь он не спал и часу, а ворочался с боку на бок и все думал, думал.
Расплатившись со служанкой, он вышел на улицу. На башенных часах в ближнем сквере пробило восемь часов.
Джемс направился на главную улицу, в лавку готового платья. Мальчишка, который лениво отворял ставни лавки, презрительно окинул взглядом Джозефа и, зевнув, торжественно объявил:
— Наш хозяин никогда не дает милостыни бродягам.
— Ваш хозяин может делать что хочет, — отвечал Джозеф хладнокровно. — Я заплачу тотчас за все, что мне нужно. Позовите хозяина или постойте, я думаю, вы сами можете это сделать. Мне нужно одеться с ног до головы. Понимаете?
— Пожалуй, и пойму, когда увижу деньги, — зевая, сказал дерзкий мальчишка.
— Ага, ты уже обучен светом, молодец! — с горечью заметил Джозеф Вильмот. — Полагаю, вы можете это понять? — прибавил он, вынимая из бумажника брата пачку банковых билетов.
Мальчишка подозрительно взглянул на Джозефа.
— Я понимаю, что они могут быть фальшивые, — сказал он со значительной улыбкой.
Джозеф Вильмот с яростью бросился на него.
— Я говорю, что они могут быть фальшивыми, — возразил мальчик, отскакивая назад, — не для чего бросаться на меня. Я ничего не сказал обидного.
— Нет, но чтобы ты в другой раз не смел и подумать, — сказал Вильмот. — Позови хозяина.
Мальчик повиновался.
Когда он ушел, Джозеф Вильмот окинул взглядом лавку.
«Дурак, — подумал он, — забыл про выручку. Я бы мог попытать счастья, если б… — Он остановился и улыбнулся какой-то странной улыбкой, — если б я не ожидал встречи с Генри Дунбаром».
В одном углу лавки стояло большое зеркало. Джозеф Вильмот подошел к нему и молча несколько минут смотрел на себя.
— Бродяга, мошенник, — промычал он, стиснув зубы и грозя кулаком зеркалу, — ты и походишь на это. Отверженный, ты и походишь на отверженного. Но кто заклеймил тебя позорным пятном? Кто виновен во всех твоих преступлениях? Чье гнусное предательство сделало тебя таким, каков ты есть? Вот в чем вопрос.
В эту минуту вошел хозяин и бросил проницательный взгляд на покупателя.
— Послушайте, — обратился к нему Джозеф Вильмот, — меня долго преследовало несчастье, но теперь мне удалось зашибить копейку. Я заработал ее честным образом, слышите, и не намерен терпеть оскорбительных расспросов и намеков такого дурака-мальчишки, как ваш приказчик.
Оскорбленный мальчик старался грозно взглянуть на Джозефа, но все же спрятался за своего хозяина. Хозяин улыбнулся и почтительно поклонился.
— Очень рад услужить вам, сэр, — сказал он, — и надеюсь, вы останетесь довольны. Если мой приказчик нагрубил вам…
— Да, он — дерзкий грубиян, — прервал его Джозеф. — Но я не намерен раздувать из этого историю. Он думает, как все на свете, что если человек бедно одет, то должен быть мошенник. Вот и все. Я его прощаю.
Оскорбленный мальчик, спрятавшись за спиной хозяина, пробормотал сквозь зубы:
— Неужели? Ты мне прощаешь? Вот как! Много вам обязан! Благодарствуйте за такую честь!
— Мне нужно одеться с головы до ног, — продолжал Джозеф. — Пару платья, шляпу, сапоги, зонтик, дорожный мешок, полдюжины рубашек, головную щетку, гребень, бритвы и прочее. Так как вы, несмотря на свою учтивость, можете мне доверять, как и ваш приказчик, то знаете, что я сделаю? Мне нужно побриться, и я отправлюсь теперь к цирюльнику, а вы покуда ознакомьтесь вот с этими господами. — И он подал магазинщику три банковые билета. Тот взглянул на них очень подозрительно.
— Если вы полагаете, что они фальшивые, то пошлите их проверить к какому-нибудь соседу. Но поскорее. Я вернусь через полчаса.
Джозеф Вильмот вышел, оставив магазинщика в сильном недоумении, и отправился, засунув руки в карманы, в цирюльню на берег реки. Тут он велел выбрить себе бороду, подровнять усы, что придало его лицу совершенно аристократический вид, и остричь покороче свои длинные седые волосы.
Он так долго возился со своей прической, так часто ее менял, не находя ее по вкусу, что навряд ли самый нарядный франт выказал бы столько забот о своей красоте.
Когда цирюльник кончил свое дело, Джозеф умыл лицо, поправил волосы на лбу и поглядел на себя в зеркало.
Это не был более бродяга, то есть насколько касалось головы и лица, а очень приличный господин средних лет: почтительной и красивой наружности, не лишенной аристократизма. Даже выражение его лица изменилось: неприятная, вызывающая улыбка обратилась в гордую, презрительную; угрюмо нахмуренные брови ясно говорили об обширном уме.
Была ли эта перемена естественна и зависела только от бритья и стрижки или он старался придать себе такой вид — известно только ему одному.
Расплатившись с цирюльником, Джозеф Вильмот отправился к докам узнать об «Электре». Ее ждали только на следующий день утром, никак не ранее. Успокоившись насчет этого, он воротился в магазин готового платья.
Выбор и примерка платья заняли очень много времени — Джозеф был очень капризен, и ничто ему не нравилось. Никакой старый холостяк, проводивший всю свою жизнь в заботах о туалете, не мог быть так прихотлив, как этот бродяга, тринадцать лет носивший куртку каторжного и с тех пор не вылезающий из дырявого платья.
Однако он не выказал дурного вкуса, не выбирал ярких цветов или очень эксцентричных покроев. Напротив, выбранное им платье совершенно гармонировало с его прической и бородой. Он был одет просто, прилично и вместе с тем по последней моде. Окончив свой туалет — от высокой черной шляпы до лакированных сапог — и надев лайковые перчатки, он вышел из комнаты, где одевался.
Магазинщик и мальчишка с изумлением отскочили от него.
— Если бы все это стоило вам, сэр, пятьдесят фунтов, а не шестнадцать фунтов двенадцать шиллингов и одиннадцать пенсов, то и тогда ваши деньги не пропали бы. Вы точно герцог какой! — воскликнул с восторгом хозяин.
— Очень рад слышать, — ответил мистер Вильмот, остановившись перед зеркалом и с улыбкой покрутив свои усы.
Взяв сдачу, он положил деньги в бумажник, а золото и серебро небрежно сунул в карман жилета.
Манеры его теперь столь же изменились, сколько и платье. Он вошел в лавку грубым, неотесанным бродягой, а выходил из нее настоящим джентльменом, с гордой осанкой и аристократическими, несколько небрежными манерами.
