Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
– Будешь говорить? – спросил я. И уточнил: – Тихим голосом?
Он энергично закивал, и я вынул кляп.
– Душегуб… – прошептал надсмотрщик.
– Очень приятно, Ильмар. Ну так что? Жить хочешь?
– Где мой сын?
Не за себя волнуется… значит, есть у него что-точеловеческое в душе.
– В камере. Живой он, живой.
Надсмотрщик кивнул. Что-то уж больно по-доброму я с ним!
– Лежит на опилках, связанный… – добавил я. И приврал: – Асток заткнут. Как ты думаешь, часа за три наберется столько воды, чтобымальчонку с головой покрыть?
– Ду… – заревел было монах, но я мгновенно прикрыл ему ротладонью. Через пару мгновений надсмотрщик одумался, перестал дергаться, и яубрал руку. Сказал:
– А еще я думаю, что вовсе не надо трех часов ждать. Вода-толедяная. Полчаса, час – да и высосет все тепло.
Он молчал. Думал.
– Хочешь жить сам и сына спасти?
– Мне уже не жить… – бесцветным голосом сказал монах.
– Неужто святые братья казнят друг друга за провинности?
– Кто в чем повинен, тот такое же наказание и примет… –прошептал тюремщик.
– На мое место попадешь? – понял я.
Надсмотрщик размышлял.
– Тебе решать, – сказал я. – Мне все одно. Так и так в бегауйду. Получится – хвала Сестре, схватят – живым не дамся. От тебя одно зависит,что с тобой и твоим сынком станет.
– Мне не жить… – вяло сказал надзиратель.
– А ты до этого жил? – почти весело спросил я. Вроде иторопиться мне надо было… но сидела внутри какая-то злобная жажда поглумитьсянад поверженным врагом.
Монах посмотрел мне в глаза и вдруг кивнул:
– Нет. Я уж лет десять, как умер. Твоя правда, вор.
Все желание издеваться над ним пропало.
– Объясни, как бежать отсюда, – сказал я. – Тогда стокоткрою, будет жить твой сын. И тебя не трону, связанным оставлю – и все.
– Разве ты моим словам поверишь? – тяжело спросил монах. –Да и объяснить это… ночи не хватит.
– Тогда прощай, – сказал я. Потянулся за кляпом.
– Про сток ты наврал, – неожиданно сказал монах. – Знаю, чтонаврал, глаза тебя выдают. Жив мой сын?
Я бы ему и так сказал, что ничего ребенку не грозит,конечно…
– Живой он, – признался я.
– Убей его, душегуб.
– Что? – Едва я руку удержал, чтобы не огреть его дубинкойза такие речи.
– Вина на нем, душегуб. Я с ума не сошел, чтобы послать сынаволков кормить. Видно… видно, понял, что я пьян. Или над тобой поглумитьсярешил. Найдут его в камере, меня здесь… все поймут. Меня в монастырь на севере,за недосмотр. Его – в камере и оставят. Лучше убей его, Ильмар-вор. Пусть этотгрех на мне будет.
– Что ж вы, святые братья, способны такого мальца в зинданупечь? – Я не поверил своим ушам.
– Он не малец, он святой брат, как все мы…
Вот уж не было печали!
Когда бежишь, когда дерешься – тут все едино. И если б пацаншею сломал, в камеру падая, принял бы я этот грех. Но вот так, уйти, зная, чтомальчонка сгниет заживо в каменном мешке!
– Не смогу убить, рука не поднимется, – прошептал я. – Воря, а не душегуб! Понимаешь? Вор!
Надсмотрщик застонал. От той боли, что разрывает сердце, ане от ударов моей дубинки…
– Как тебя звать? – спросил я.
– Йенс.
– Йенс, я развяжу тебе ноги. Доведу до камеры. Прыгнешьтуда. Подашь мне сына. Его я оставлю здесь, на койке. Объяснишь ему… чтосказать, чтобы на нем вины не числили.
Монах смотрел на меня с растерянным недоумением. Потомспросил:
– Зачем тебе это?
– Да затем, что не душегуб я!
– В шкафу пол двойной, – помолчав, произнес Йенс. – Поднимидоску, под ней тайник. Там нож есть и немного железа. Нож плохой, и монетнемного… но тебе все равно сгодятся.
– Спасибо, – теперь растерялся я.
– Не благодари. Я тебя об одном прошу… когда схватят тебя –заколись. А то на пытке расскажешь, как все взаправду было.
– Уверен, что схватят?
– Уверен, – коротко сказал надсмотрщик. – Снимай с ногверевки.
Через пару минут мы уже подходили обратно к моей камере.Йенс шел впереди, чуть покачиваясь, вряд ли от похмелья, скорее от моих ударовдубинкой. Я шел следом, с ножом в одной руке и дубинкой в другой. Когда мыостановились над люком, пацан радостно замычал, дергаясь на опилках. Видно,решил, что его отважный отец душегуба скрутил да и ведет обратно. А как увидел,что на самом деле я с оружием, затих.
– Не поднимешь на меня руки? – спросил я монаха. Тотпосмотрел вниз, в вонючую темную дыру, кивнул:
– Не подниму.
– Нет уж, святой брат. Клянись! Сестрой-Покровительницей,Искупителем, верой своей клянись! Что не попытаешься мне вреда причинить или вкамеру обратно спихнуть!
– Клянусь, что не причиню тебе вреда и в камеру не брошу.Искупителем и Сестрой его клянусь тебе в том, Ильмар.
Теперь у него и голос стал мертвым, как раньше глаза. И тосказать, он сейчас смотрел в камеру, где теперь ему придется жизнь доживать.
– Хорошо, – сказал я. Рассек ножом веревку на руках,отступил на шаг, готовый ко всякой беде. Йенс медленно растер запястья.Посмотрел на меня, спросил:
– А откуда ты знаешь, может, я время тяну, ужасами тебяпугаю? А сейчас придет сменщик, да и конец тебе?
– Тогда это судьба, – сказал я. – Только не зря же Сестрасказала: «Не знаешь как поступить, поступай по-доброму».
Йенс скривился в странной улыбке. И прыгнул вниз.
Я подошел к люку. Подождал, пока надсмотрщик развяжетревущего пацана, вытрет ему сопли и отвесит оплеуху. Сказал:
– Давай, подавай наверх.
– Подожди! – резко отозвался Йенс. Заговорил с сыном, тихо ибыстро что-то ему объясняя. Один раз пацан попробовал вякнуть что-то поперек,получил затрещину и стих. Потом, подхватив мальчишку под мышки, Йенс подошел клюку. Поднял пацана на вытянутых руках.
Тот еще брыкался, сволочь! Не хотел, видишь ли, свободу изрук душегуба принимать!
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
