Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Доход и счастье. Сравнение стран
В более бедных странах дело обстоит иначе, потому что люди в них близки к крайнему уровню бедности. Таким образом, если мы взглянем на левую сторону нашего графика, мы ясно увидим, что богатые страны обычно счастливее бедных[41]. Аналогично, когда в бедных странах, таких как Индия, Мексика, Филиппины, Бразилия и Северная Корея, начался экономический подъем, по некоторым сведениям, средний уровень счастья в них увеличился[42]. Причина ясна: дополнительный доход по-настоящему ценен, когда позволяет людям выбраться из крайней материальной нищеты.
Это соответствует одному из ключевых убеждений экономистов XIX века: дополнительный доход приносит больше всего счастья, когда вы бедны, а по мере того как вы становитесь богаче, счастье от него уменьшается. Если мы сравним разных людей в каждой стране, мы сможем эмпирически показать, что это так. Как мы и ожидали, самое большое действие на уровень счастья доход оказывает в самых бедных странах, где люди находятся на пороге бедности[43].
График сообщает нам кое-что интересное не только об экономике, но и о политике. Самое поразительное открытие – несчастье бывших коммунистических стран, в которых людей долгое время угнетали. В момент расцвета коммунистического режима россияне были одними из самых несчастных людей на Земле, как показывают ранние исследования[44]. Но экономический хаос, последовавший за распадом СССР, на какое-то время еще больше ухудшил ситуацию. Все бывшие коммунистические страны несчастнее, чем Алжир, а апогея страдания достигли в бывшем Советском Союзе.
Конечно, можно задаться вопросом, имеет ли слово «счастливый» (или «удовлетворенный») одно и то же значение в разных языках. Если нет, то сравнение разных стран нам ничего не даст. Но на самом деле эффект все-таки есть. Страны можно оценивать в отдельности по трем разным критериям: насколько они «счастливы», насколько «удовлетворены» и как они могут оценить свою жизнь по шкале, варьирующейся от «наихудшей» до «наилучшей жизни». Расстановка стран по всем трем критериям очень похожа[45]. Это показывает, что слова не создают непреодолимых проблем.
Ко всему прочему, имеются прямые свидетельства того, что слова имеют устойчивое значение в разных языках. Например, группу китайских студентов спросили о счастье, сначала на китайском, потом на английском языке, с промежутком в две недели. И по-китайски, и по-английски студенты сообщали примерно об одинаковой степени счастья, а соответствие ответов друг другу было велико[46]. Из этого следует, что люди, говорящие по-китайски и по-английски, вкладывают сходный смысл в слово «счастье» на обоих языках. Поскольку английский и китайский языки сильно отличаются друг от друга, это звучит убедительно.
В Швейцарии большинство жителей говорят на французском, немецком или итальянском. Но все эти группы дают сходные ответы на вопрос о счастье. К тому же швейцарцы во всех трех группах счастливее, чем их соседи, говорящие на тех же самых языках во Франции, Германии или Италии. Следовательно, ответы, как представляется, отражают не язык, а образ жизни.
Никто не утверждает, что цифры на графике дают точное измерение счастья для каждой страны. Тем не менее, как мы увидим в главе 5, в них есть определенный смысл. Если бы его не было, мы бы не смогли объяснить основные различия между странами с использованием небольшого числа объясняющих факторов. Более того, концепция счастья оказывается в одинаковой мере знакомой всем народам, что обеспечивает высокий процент ответов во всех странах. Таким образом, сравниваемые страны подтверждают то, что показывает история, – более высокий доход, более 20 тысяч долларов на душу населения, не является гарантией счастья.
Наиболее вероятно следующее объяснение. После Второй мировой войны увеличившийся национальный доход принес некоторый прирост в счастье, даже в богатых странах[47]. Но дополнительное счастье было сведено на нет большим несчастьем, которое приносили менее гармоничные социальные отношения, как я покажу в главе 6.
Депрессия и преступность
Это приводит нас к третьему свидетельству того, что за последние полстолетия счастье не увеличилось, – тенденциям роста депрессии, алкоголизма и преступности. Все эти конкретные проявления отсутствия счастья переживали быстрый рост в послевоенный период. Эта глава должна убедить любого, даже тех, кто неотрывно следил за ростом валового национального продукта (ВНП), что последние пятьдесят лет не были эпохой улучшения качества жизни, как мы того хотели.
Большинство свидетельств указывает на то, что после окончания Второй мировой войны количество случаев клинической депрессии выросло[48]. Под клинической депрессией я понимаю не приступы печали, которые мы все ощущаем в какой-то момент, а четко описанное психиатрическое состояние, в котором индивиды не могут нормально выполнять свои социальные функции в течение по меньшей мере нескольких недель[49]. Чтобы оценить распространение депрессии, мы обратимся к опросам, проведенным специалистами. К 35 годам примерно 15 % жителей Соединенных Штатов испытывали тяжелую депрессию[50]. У многих она случалась повторно, таким образом, каждый год около 6 % жителей США страдает от тяжелой депрессии.
Так было не всегда. Одним из свидетельств этого могут служить опросы сегодняшних американцев о тех симптомах, которые они могут припомнить в разные периоды в прошлом. Если взять американцев в возрасте 35 лет, приблизительно 15 % помнят симптомы, которые можно классифицировать как тяжелую депрессию. Но если взять американцев, которым было 35 лет в 1960-е годы, только 2 % смогут вспомнить, что подобные симптомы у них проявлялись в этом возрасте. То есть, если память их не обманывает, в США и в других изучаемых странах произошел резкий рост распространения депрессии[51], особенно во время «золотого тридцатилетия» экономического роста в период между Второй мировой войной и нефтяным кризисом 1970-х годов.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
