Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
«Аристархов», – подумал Гоша.
В сложившейся ситуации ему нужен Аристархов.
Гоша вспомнил сегодняшний сон. Во сне он видел Аристархова. По всему выходило, что сон был в руку.
* * *
Андрон Аскольдович Аристархов, которого студенты, изощрявшиеся в остроумии, называли «А.А.А.» (при этом полагалось кряхтеть, как бабушка кряхтит внуку, сидящему на горшке), был самым богатым человеком в Академии художеств. Ездил Андрон Аскольдович на сверкающем черным лаком джипе «Тойота-Лендкрузер» с шофером – прямо как какой-нибудь крупный криминальный авторитет. Те, кому случалось побывать в квартире Аристархова, выходили оттуда с круглыми от изумления глазами, а на дачу к себе он от греха подальше вообще никого не пускал.
Удивительное благосостояние профессора Аристархова базировалось не на его художественном таланте и не на денежных поступлениях от богатых зарубежных родственников. Профессор замечательно использовал свою основную специальность. Он преподавал в Академии технику живописи, и, чтобы получить зачет по его курсу, каждый студент должен был качественно скопировать какой-нибудь шедевр прошлых веков из коллекции Эрмитажа или Русского музея. Закончив копию и отмыв руки от краски, студент нес работу Аристархову, получал свой законный зачет и, облегченно вздохнув, отправлялся пить пиво в какое-нибудь недорогое заведение – по установленной традиции требовалось обмыть зачет с друзьями. Про свою курсовую работу студент никогда больше не вспоминал. А она, его курсовая работа, то бишь вполне сносная копия Рембрандта или Левитана, Мурильо или Боровиковского, благополучно всплывала в Париже или в Берлине, где приличные копии мастеров прошлого всегда в цене. Каналы вывоза копий за границу у профессора были надежно налажены, все нужные люди получали свою долю… все, кроме студентов. Но студенты получали положенные зачеты и больше ничем не интересовались.
Некоторые коллеги по Академии художеств пытались сунуть нос в аристарховский бизнес, но, получив по этому самому носу, быстро утешались старым изречением: «Каждому – свое».
Вот об этом-то профессоре Аристархове вспомнил в решающий момент Гоша Фиолетов. Дело в том, что Гоша иногда тоже был нужен Андрону Аскольдовичу, поскольку мог организовать для очередных студентов разрешение на копирование эрмитажных картин. От аристарховских денег Гоше перепадали совершенные крохи, но он кое-что знал о пресловутом бизнесе. В частности, он знал, что один из студентов несколько недель назад копировал злополучную картину Клода Жибера. Очень возможно, что копия еще не покинула пределов России, не нашла своего хозяина, а в этом случае следовало незамедлительно ее приобрести. Приобрести любым способом.
Надо сказать, что в таком удивительном совпадении не было на самом деле ничего удивительного. Аристархов очень часто поручал своим студентам копировать картины французских художников середины и конца девятнадцатого века, далеких от импрессионизма, так называемую «салонную живопись»: он считал, что копирование их гладких, тщательно выписанных, лессированных холстов гораздо больше дает студентам, изучающим технику живописи, чем повторение размашистых выразительных полотен импрессионистов и постимпрессионистов.
* * *
Снаружи дверь квартиры профессора Аристархова наводила на мысль о дремучей запущенной коммуналке. Облезлая краска отставала слоями, пузырилась, на самом видном месте красовалась выразительная надпись грязно-бурым аэрозолем, сообщавшая о моральных и физических достоинствах некоей Катьки. Дверь была шедевром маскировки: ни один уважающий себя вор-домушник не стал бы марать об нее руки, никому бы и в голову не пришло, что за такой дверью может находиться одна из самых роскошных квартир Петербурга. Но если бы догадливый вор решил все-таки вскрыть эту дверь – он столкнулся бы с большими трудностями, потому что под обшарпанным дверным полотном скрывалась мощная сейфовая конструкция с массой всевозможных хитростей. В частности, даже открыв при помощи замысловатых отмычек два сверхсовременных замка, злодей был бы неприятно удивлен: дверь по-прежнему не шелохнулась бы, потому что существовал третий замок, без всякой замочной скважины, открывавшийся сквозь дверь инфракрасным лучом, как автомобильная сигнализация. На вопросы удивленных знакомых, не проще ли поставить в квартире сигнализацию, Аристархов хитро прищуривался и говорил:
«Душа моя, они-то сами и наведут грабителей, а потом разбирайся с кем хочешь!»
Профессор Аристархов был человеком недоверчивым.
Гоша Фиолетов остановился перед знаменитой дверью и покачал головой. Бывать у профессора в квартире ему прежде не приходилось, но о двери он слышал. Гоша нажал на кнопку звонка и приготовился ждать, учитывая сказочные размеры квартиры, но почти мгновенно за дверью раздались щелчки и скрипы открываемых запоров, и дверь медленно отворилась. Фиолетов удивился было тому, что его даже не спросили из-за двери, кто он такой, но тут же сообразил, что его наверняка осмотрели через видеокамеру, и, скосив глаза к потолку, увидел крошечный глазок, ловко спрятанный среди полуобвалившейся лепнины.
В дверях стояла маленькая старушка с личиком сморщенным, как печеное яблочко, – знаменитая Лизаветишна, домработница Аристархова и едва ли не его нянька. Сколько лет Лизаветишне – никто не знал, но старые преподаватели академии, помнившие ее еще в семидесятые годы, говорили, что с тех пор она нисколько не изменилась.
– Здравштвуй, голубчик! – прошамкала старуха, окинув Гошу цепким оценивающим взглядом. – Проходи, ждет, – и, посторонившись, пропустила гостя.
В просторном холле, куда попал Гоша, пол был выложен узорным едва ли не дворцовым паркетом из ценных пород дерева. В углу, под гигантским зеркалом в стиле ампир на резной консоли карельской березы, красовалась небольшая статуэтка – Гермес, хорошая французская копия восемнадцатого века с римского оригинала. Не задерживаясь в холле, Гоша пошел в указанном Лизаветишной направлении. Коридор был так длинен, что впору ездить по нему на мотороллере. Стены украшали бронзовые бра и немецкие гравюры начала девятнадцатого века. Наконец коридор закончился, и Гоша вошел в кабинет хозяина. Роскошь кабинета подавляла неподготовленного человека – старинные портреты в массивных рамах, мебель черного дерева, отделанная тисненой кордовской кожей, кожаные с золотым тиснением корешки книг…
Гоша постарался не пялиться на всю эту роскошь. Он прошел к столу. Аристархов поднялся ему навстречу, протянул руку. Красноватые глаза альбиноса смотрели весьма доброжелательно, на массивном выразительном лице стареющего римского патриция играла высокомерная улыбка.
– Ты, душа моя, на редкость точен… для представителя молодого поколения. И галстук у тебя под цвет фамилии. Ладно, душа моя, не обижайся на старика, говори, зачем хотел видеть.
– Такое дело, Андрон Аскольдович, – начал Гоша, растягивая слова и думая, как бы половчее подойти к старому живоглоту.
– Ты не мямли, не мямли, не люблю, – поторопил Аристархов, – говори прямо, чего надо.
– Ваши ребятишки недавно работали у нас в Эрмитаже, на третьем этаже. Я еще помогал вам с разрешением… Тогда ведь Жибера тоже копировали… У вас эта копия уже ушла?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
