– Ну, ты ведь не виноват?
– А кто ж его знает, Джеймс? Кто прав, а кто виноват? – Уилл криво усмехнулся. – Чуме на правду плевать. И констеблю вон тоже…
– Правда это крысы виноваты в чуме?
– Крысы… Не крысы, а люди. Кто перебил всех кошек?
– Дыхание кошки – чума, – как эхо, проговорила Эмма.
– Откуда они это взяли? Вот дурачьё-дурачьё… Ладно, не будем об этом. Давайте-ка лучше про крысиного короля. Знаешь, Джеймс, что тут было недавно? Я поймал одну крысу… А она поднялась на задние лапки. Сразу видно, взмолилась. Мол, отпусти меня. Пожалей моих деток-крысяток.
У Джеймса отвисла челюсть.
– А что, когда крыса встаёт, значит, она взмолилась?
– Конечно, а ты не знал? И что-то во мне шевельнулось. Дай, думаю, отпущу. Пусть пока поживёт. Придёт день, тогда и поймаю. Но, говорю, за это ты мне тоже кое-что сделаешь. Научишь меня крысиному языку.
– И что, научила?
– А то! Вот как, например, сказать: «Крыса, иди сюда?» – Уилл поводил языком по пересохшим губам и попытался цокнуть. – Дай-ка ещё водички… Сейчас покажу. Ц-ц-ц! Ц-ц-ц! А ну-ка попробуй, Джеймс.
– Это ещё зачем? – Эмма слегка нахмурилась.
– Ну, мало ли что случится. Вдруг Джеймсу надо будет договориться с крысой?
– Не болтай ерунду, Уилл. Вообще лучше помолчи. А то растеряешь все силы.
– А вот смотри, Джеймс, вот как ещё можно цокать… – Уилл снова закашлялся.
Его стало заметно трясти.
– Говорю, помолчи, – строго сказала Эмма. – Лучше попробуй поспать. Может, силы вернутся. Я тебя сейчас потеплее укрою, – Эмма укрыла Уилла большим куском мешковины. – Так лучше?
– Прям как в раю. И ангел…
– Пф-ф… – на мгновение Эмма вновь стала прежней. – Спи себе, не болтай. А ты, Джеймс, давай-ка проваливай.
– А чего делать-то?
– Что хочешь. Можешь тоже поспать.
– Спать? Так ведь утро…
– Шляться по улицам тебе уже не придётся.
Джеймс нехотя отошёл.
Джеймс проснулся внезапно. В него проникла тревога – мучительная, леденящая. Она извивалась внутри холодной змеёй, добралась до сердца, сдавила тугими кольцами. К жизни змею вызвали странные звуки, доносящиеся из кухни. Джеймс прислушался и почти с удивлением понял: Эмма плачет. Джеймс не мог припомнить, чтобы Эмма когда-нибудь плакала.
Он сполз с тюфяка и пошёл на кухню.
Уилл сидел, как и утром, прислонившись к стене, но завалился на бок. Рот его был открыт. Эмма сидела рядом. Внутри неё что-то тоненько подвывало, время от времени она силилась сделать вздох – и замирала, словно вот-вот задохнётся.
На улице в отдалении послышался скрип колёс и крик:
– Эй там, в чумных домах! Выносите своих мертвецов!
Эмма застыла, потом вдруг резко вскочила, размазала слёзы рукавом по лицу, бросилась к двери и закрыла её на засов.
– Джеймс, давай, помоги! Кати сюда эту бочку. Опрокинь её и кати. И давай сюда мешок с углем. Подтаскивай его к двери. Вот так, хорошо. Теперь её просто так не откроют, – на лице у Эммы проступила ожесточённая радость.
– Выносите своих мертвецов!
Чумная телега остановилась прямо напротив их дома. Сторож стукнул в окно – как полагалось, когда телега подъезжала к чумному дому:
– Эй, у вас кто-нибудь умер? Если да, отдавайте покойника.
Ему не ответили.
– Эй! Или вы все там померли? – сторож забарабанил сильнее. – Вы ж все здоровые были.
– Куда отвезут покойника? – наконец подала Эмма голос.
– А то не знаешь? Куда положено. Где хоронят покойников из чумных. Сбросят в чумную яму.
– Он умер не от чумы.
– Ты ещё будешь учить! Чумная яма для крысолова – самое место.
– В чумную яму – не дам, – спокойно ответила Эмма.
– Я те покажу! – рассердился сторож. – Ты у меня побузишь! Не даст она крысолова! А то я так не возьму.
Сторож стал возиться под дверью.
– Просто так не войдёшь. А будешь ломиться, окачу кипятком, – голос Эммы звучал решительно.
– Вот дура баба! – выругался сторож. – Эти чумные все такие дурные. Ну и сиди с покойником. Как запахнет, сама отдашь. Ещё будешь умолять, чтобы его забрали. Крысолова жалеет. Ведьма!
Он что-то крикнул могильщикам. Телега со скрипом тронулась и поехала дальше. Джеймс и Эмма услышали, как сторож опять заколачивает дверь и бормочет угрозы. Чтобы чумные поняли, как они провинились, сторож и ставни забил снаружи.
Потом всё стихло.
– Надо поудобней его положить, – Эмма кивнула в сторону Уилла.
Они с Джеймсом устроили покойника на полу и накрыли его с головой. Эмма больше не плакала: достала работу, проверила, осталось ли в лампе масло, и села на своё обычное место.
Джеймс опустился недалеко от Уилла, сидел и глядел на Эмму. А потом сказал ни с того ни с сего:
– Эмма… Ты вовсе не старая. И никакая не ведьма. Ты даже очень красивая!..
– Джеймс, ты чувствуешь запах? Мы же ещё не топили, – Эмма трясла Джеймса за плечо.
Его резко выбросило из сна:
– Дым! Это что? Пожар?
В подтверждение их догадки ударили в колокола.
– Надо узнать, где горит, – Эмма бросилась было к окну и вспомнила: заколочено! Она начала барабанить по ставням. – Эй, что там происходит? Где горит?
Не дождавшись ответа, Эмма бросилась на чердак. Джеймс за ней. Сквозь щели в крыше было видно низкое небо. Оно дрожало и колебалось, то и дело меняя цвет.
– Джеймс, посмотри в окошко.
Джеймс просунул голову в крошечное чердачное окошко. Отсюда мало что было видно. Горело с другой стороны. Джеймс высунулся по пояс, попробовал развернуться и чуть не упал.
– Кажется, это пекарня. А может, и нет. Плохо видно.
Со стороны пекарни послышались крики.
– Это же совсем рядом, – ахнула Эмма.
Они быстро спустились вниз и бросились к двери.
– Давай, скорее, оттаскивай бочку… Эй, кто-нибудь! Отоприте! – Эмма заколотила в дверь.
Было слышно, как по улице бегут люди. Кто-то притормозил у их двери. Но его тут же одёрнули:
– Дом с алым крестом. Чумной. Не задерживайся! Смотри, смотри, и вон там загорелось!
Через щели в ставнях виднелись красноватые тени. Колокола захлёбывались. Джеймс и Эмма снова поднялись на чердак. На этот раз с чердака было видно, как разрастался пожар.
– Нам надо выйти отсюда, Джеймс! Нам надо как-то выйти.
