Боль выела эту женщину изнутри, как укрывшийся в животе волк, но зачем ей была нужна черная магия – Магнус не знал. Ему было неведомо, с какой целью Татьяна использовала магическую силу в прошлом, и, конечно, он не собирался наделять ее могуществом сейчас, когда это могло привести к катастрофическим последствиям.
Татьяна нахмурилась и на мгновение стала вновь похожа на избалованную дочь Бенедикта Лайтвуда.
– Почему? Потому что я тебе щедро заплачу, – сказала она.
– Вы полагаете, что за деньги я могу убить кого угодно?
Татьяна махнула рукой:
– Да ладно тебе, колдун, не пытайся торговаться, изображая из себя овечку. Можно подумать, я поверю, что для тебя имеют значение мораль или нежные чувства. Назови любую цену, даже самую высокую, и покончим с этим. Ночные часы для меня поистине бесценны, и тратить их на таких, как ты, у меня нет никакого желания.
Самым страшным была небрежность, с которой она все это произнесла. Татьяна хоть и была, по всей вероятности, безумна, но в данном случае не бредила. Она просто отталкивалась от принятого в среде нефилимов факта: обитатели Нижнего мира столь продажны, что искать у них сердце бессмысленно.
Разумеется, подавляющее большинство Сумеречных охотников считали его низшим сортом, которому до детей Ангела было так же далеко, как обезьяне – до человека. Подобных ему презирали, использовали, а затем выбрасывали, стараясь не иметь с ними дел, как с чем-то омерзительным.
Когда-то он помог Уиллу Эрондейлу. Но и тот пришел к нему не как к другу, а как к колдуну. Даже лучшие из нефилимов не очень-то отличаются от остальных.
– Позвольте повторить то, что однажды, хоть и в совершенно другом контексте, я сказал Екатерине II: «Моя прекрасная дама, купить меня вы не в состоянии, поэтому окажите любезность, оставьте эту лошадку в покое». Доброй ночи.
Отвесив поклон, Магнус поспешно вышел из комнаты. Уже в коридоре он услышал, как Татьяна, перекрывая грохот захлопнувшейся двери, скрипучим голосом выкрикнула: «Ступай за ним!» Поэтому, услышав позади себя шаги, он не удивился.
Поступь Грейс была легкой, как у ребенка. Он оглянулся. Глаза на фарфорово-чистом личике превратились в два серых провала, в два бездонных озера, в которых затаились сирены. Девушка не сводила с Магнуса спокойного, пристального взгляда, и он снова вспомнил Камиллу.
Его поразило, что Грейс, которой на вид было лет шестнадцать, в хладнокровии могла посоревноваться с вампиршей, прожившей не одну сотню лет. За этой холодностью, подумал он, должно что-то скрываться. Но что?
– Я вижу, – сказала Грейс, – вы не хотите стать частью маминого плана.
Вопроса в ее словах не было, как не было и любопытства. Она, похоже, ожидала, что он откажется. Вполне возможно, девушка и сама испытывала угрызения совести, но она была заперта в этом мрачном доме наедине с обезумевшей от горя женщиной. Неудивительно, что она отличалась от своих сверстниц.
Неожиданно Магнус пожалел ее. В конце концов, она еще дитя. Он взял ее за руку и спросил:
– Вам больше некуда пойти?
– Пойти? Большую часть времени мы проводим в Идрисе.
– Нет, я имел в виду не это. Татьяна вас не отпускает от себя? Вам нужна помощь?
Грейс стремительно рванулась к нему, на ходу выхватывая из складок юбки длинный, сверкающий меч.
Татьяна извлекла уроки из ошибок отца – в отличие от нее самой, девушка прошла подготовку.
– Я здесь не пленница. – Острие ножа давило на грудь.
– Да? – спросил Магнус. – Тогда кто же?
Внушающие трепет глаза Грейс сузились. В них блеснула сталь.
– Я – разящий клинок моей матери.
Сумеречные охотники часто умирали молодыми, и их детей приходилось воспитывать другим. Вполне естественно, что сирота, когда его брали в чужую семью, называл своих опекунов родителями. Раньше Магнус об этом даже не задумывался. Но теперь ему пришло в голову, что эта девушка питает к своей опекунше отнюдь не признательность. Скорее всего, Татьяна растила ее для того, чтобы использовать в своих чудовищных планах.
– Ты мне угрожаешь? – тихо произнес он.
– Если не хочешь помогать нам, – ответила Грейс, – убирайся из этого дома, скоро рассвет.
– Я не вампир, и не растаю в воздухе с первыми лучами солнца.
– Растаешь, если я убью тебя, – парировала Грейс. – Разве кто-нибудь хватится жалкого колдуна?
С этими словами она зловеще улыбнулась, снова напомнив Магнусу Камиллу. Та же гремучая смесь красоты и жестокости… Ему оставалось только догадываться, какое впечатление Грейс произвела на Джеймса Эрондейла, мальчика из хорошей семьи, которому с детства внушали мысль, что любовь тоже должна быть благородной. Он отдал ей свое сердце, а это был подарок, который не возвращают.
Тесса, Уилл и Джем растили Джеймса в любви и окружали добротой. Но они не научили его защищаться от зла. Они завернули его сердце в бархат и шелка, и это сердце было вручено Грейс Блэкторн. А та сплела для него клетку из колючей проволоки, устлала пол битым стеклом, а потом сожгла дотла.
Магнус завел за спину руку, махнул ею и, увернувшись от клинка Грейс, шагнул в открытую с дверь.
– Если кому-то станет известно, о чем этой ночью с тобой говорила мать, – сказала Грейс, – клянусь, я тебя убью.
– Похоже, вы и в самом деле думаете, что вам это удастся, – вздохнул Магнус.
И все-таки она была прекрасна, как отблеск солнца на стали клинка.
– Кстати, у меня есть подозрение, что, знай Джеймс Эрондейл, что я направляюсь сюда, он передал бы вам привет.
Грейс опустила меч. Глаз за опущенными ресницами не было видно.
– Какое мне дело до Джеймса Эрондейла? – спросила она.
– Мне кажется, вам не стоит так говорить. Полагаю, в некоторых случаях не клинок выбирает, куда разить.
Грейс подняла глаза. Они снова напоминали глубокие, спокойные озера.
– Клинку все равно, – ответила она.
Магнус повернулся и зашагал к ржавым воротам мимо зарослей черных роз. У самых ворот он обернулся и увидел, как в окне наверху колыхнулась занавеска.
Разумеется, он предупредит обитателей Нижнего мира, чтобы они держались подальше от Татьяны и от ее мерзких планов. Он был уверен: независимо от предложенной цены, ни один из них не пойдет против нефилимов и Татьяне не удастся сотворить свое черное дело.
Но вот как помочь Джеймсу Эрондейлу, Магнус не знал. Грейс с Татьяной, должно быть, наложили на него заклятие. Они были способны на это, но зачем им это, он не понимал. Какую роль мог играть Джеймс Эрондейл в гнусном заговоре? Скорее всего, юноша просто стал жертвой чар прекрасной девушки. Любовь есть любовь, и разбитое сердце нельзя излечить заклятием, не лишив его навсегда способности любить.
