— Бобби! — весело воскликнул он и помахал мне рукой. — Как ты вовремя! Положи учебники, поиграй с нами. Снег хороший, чистый.
Я побагровел от стыда, жуткий испуг охватил меня. Пробормотав нечто невразумительное, я помчался к нашему дому, взлетел по лестнице и ворвался в квартиру с криком, перепугавшим тетю Сару.
— Дядя Давид! — закричал я. — С дядей Давидом что-то случилось!
Ладонь тети Сары взлетела ко рту.
— Что? Где он? Где?
Слов для ответа у меня не нашлось, я просто отчаянно ткнул пальцем в сторону окна гостиной. Тетя метнулась к окну, распахнула его. Я медленно последовал за ней и, затаив дыхание, встал за ее спиной. Когда она отвернулась от окна, я увидел, что страха на ее лице больше нет — он сменился гневом. Тетя подошла к платяному шкафу, надела, не сняв передника, пальто и направилась к двери, жестом велев мне идти за нею. Мы спустились по лестнице, вышли на улицу и зашагали к игравшим в снегу мальчишкам. Зевак вокруг них успело прибавиться, и тете Саре пришлось проталкиваться сквозь толпу, пока она не оказалась стоящей прямо перед дядей. Он возился со снегом и нас не заметил.
— Давид, — сказала тетя. — Пойдем домой.
Тут дядя увидел нас, и лицо его расплылось в добродушной улыбке.
— Сара! — радостно воскликнул он. — А я как раз думал, не подняться ли мне в квартиру, не позвать ли сюда и тебя. Поиграй с нами, Сара.
— Пойдем домой, — твердо повторила тетя.
Дядя явно удивился. Мальчишки, поняв, что назревает конфликт, прервали игру и начали медленно отступать от дяди. В мире вдруг стало удивительно тихо, и теперь все взгляды были прикованы к нам.
Дядя смотрел на жену, машинально вертя в руках снежок.
— Забудь ты на время о домашних делах, Сара, поиграй с нами. Помнишь, как мы играли в снегу много лет назад?
— Давид, — негромко и решительно потребовала она, — иди домой.
— Помнишь, мы отправились гулять и нашли заброшенную избу? Шел снег, с нами была еще одна девушка, Соня, и Петя Грузов. И я построил для тебя снежную крепость. Тебе было тогда пятнадцать лет. Я построил хорошую крепость, ты помогала мне. Потом мы все пошли в лес искать зайцев, а когда вернулись, дело уже шло к ночи, крепость заледенела, и мы решили, что она простоит веки вечные. Возвращаться домой было поздно, мы заночевали в избе, а утром вышли из нее: солнце светит, тепло, крепость, которую я построил для тебя, тает, ее даже узнать уже трудно. Помнишь, Сара? Постарайся вспомнить.
— Иди домой.
— А когда мы вернулись назад, ты все рассказала отцу, и он погнался за мной с палкой, а я спрятался в нашем погребе, и твой отец попытался затеять драку с моим. Постарайся вспомнить, Сара, прошу тебя.
— Иди домой, Давид.
Выражение покоя сошло с дядиного лица, усталость и тревога снова поселились на нем.
— Ладно, — сказал он. — Я пойду домой. Только скажи сначала, помнишь ли ты? Попробуй, Сара, вспомни. Вспоминаешь?
Он смотрел на жену с отчаянием и надеждой. Но когда он услышал следующие ее слова, лицо дяди вытянулось окончательно.
— Иди домой, — повторила она.
Казалось, дядю накрыла какая-то огромная тень: он весь обмяк от разочарования. Вяло поднявшись на ноги, он подобрал с тротуара пальто и пошел к дому. Тетя шагала впереди. Он не пытался нагнать ее, просто смиренно плелся за ней следом, а я, недоумевающий и испуганный, семенил в нескольких ярдах позади него.
Когда мы поднялись в квартиру, дядя опустился на стул у кухонного стола. Тетя повесила пальто в шкаф, вошла в кухню и уставилась на дядю строгим, требующим объяснений взглядом. Оробевший дядя старался в глаза ей не смотреть.
— Что с твоей работой? — наконец спросила она.
— Там забастовка. Потому меня и наняли. Хотели, чтобы я стал штрейкбрехером.
— И ты отказался?
— Когда я пришел, там были пикеты. Люди с плакатами ходили перед пекарней по холоду, взад и вперед.
Тетя молчала. Губы ее начали горестно подрагивать.
— Я не мог пройти мимо них, Сара. Они такие же, как я. Разве мог я войти внутрь и забрать себе их работу?
— Меня не работа твоя заботит, — сказала тетя быстро, словно боясь, что голос ее того и гляди сорвется.
— А что же?
— На улице! — выпалила она. — Как идиот! В снегу с детьми, как идиот!
Дядя ошеломленно покачал головой, прижал кулаки к глазам.
— Я шел домой, — тихо и печально сказал он. — Новости у меня для вас были только плохие. А проходя мимо игравших в снегу детей, вспомнил, как любил такие игры, когда был мальчишкой. Мне захотелось поиграть с ними. Ну я снял пальто и поиграл.
Тетя отвернулась к плите, заглянула в кастрюлю с закипавшей водой, а потом принялась месить тесто на деревянной разделочной доске. Лицо ее так и осталось неумолимым, гневным. Дядя встал и ушел в гостиную, униженный и безмолвный.
До конца того дня он сидел дома, усердно стараясь не попадаться тете под ноги и время от времени робко поглядывая на нее. Она возилась на кухне и в его сторону не смотрела. Она была сердита, уязвлена, но прежде всего озадачена, поскольку не могла понять, как это взрослый человек может вести себя точно ребенок.
Девушка из Гринвича[9]
Дюк стоял посреди гостиной в ожидании, не сводя глаз с девушки из Гринвича. Она была хорошенькая, Дюку нравилась ее свежая, юная красота, однако сильнее всего его занимала легкая, загадочная улыбка девушки.
Вокруг нее стояли, разговаривая, Сидни Купер и еще несколько человек. Кто-то из них пошутил — удачно, поскольку все они засмеялись. Все, кроме девушки из Гринвича, отстраненная улыбка которой говорила лишь об удовольствии, еще не успевшем принять сколько-нибудь определенные очертания. Наконец люди, окружавшие ее, разбрелись, она осталась одна, и Дюк пересек гостиную, тихо приблизился к девушке сзади, положил ладони на спинку ее кресла. Миг спустя она ощутила его присутствие и неторопливо обернулась.
— Принести вам выпить? — спросил он.
— Мы с вами знакомы?
В интонации ее прозвучало легкое любопытство, не более того.
— Все честь по чести, уверяю вас, — ответил Дюк. — Нас с вами представили друг другу.
— О, простите.
Девушка медленно обвела взглядом гомонящую толпу гостей, которые фланировали по квартире Купера.
— Как здесь интересно, правда? — с воодушевлением произнесла она.
— Что именно? — спросил Дюк.
— Все это. — Она быстро повела рукой, охватив этим жестом всех гостей сразу.
— А! — сухо отозвался Дюк.
