2 июля 1934 года все службы СС и полиции безопасности получили радиограмму, подписанную Герингом и Гиммлером:
«Министр-президент Пруссии и шеф Тайной государственной полиции всем полицейским властям.
По приказу верховных властей все документы, связанные с операциями, проведенными за два последних дня, должны быть сожжены. По выполнении немедленно отчитаться».
3 июля 1934 года состоялось заседание кабинета министров. Ни один из присутствующих, включая министра юстиции Гюртнера, личного друга многих казненных, не осмелился выступить с осуждением кровавой резни. Более того, военный министр фон Бломберг от имени Гинденбурга выразил Гитлеру благодарность «за своевременное и решительное вмешательство, которое помогло задушить измену в зародыше и отвратить от немецкого народа великую опасность». Военный министр поздравил Гитлера от имени всех членов кабинета, расценив принятые меры как необходимые для национальной обороны.
13 июля 1934 Гитлер выступил в рейхстаге с формальным разъяснением происшедшего. Это была весьма странная речь. После обычного вступления, где он поносил своих политических предшественников и хвастался достоинствами своего режима, фюрер назвал четыре опасных, по его мнению, категории в третьем рейхе: коммунисты, поддерживаемые евреями; политические лидеры старых партий; банда революционеров во главе с Ремом, «которому нужна была революция ради революции», а также самозваные критики и паникеры. Никчемные сами по себе, названные категории, тем не менее, опасны, поскольку являются «подлинными бациллоносителями беспорядка и неопределенности, слухов и притязаний, лжи и подозрений, клеветы и страха». Критики отметили, что Гитлер, очевидно, не осознал того факта, что обрисовал свое собственное движение.
Фюрер сообщил, что уже несколько месяцев ему было известно о заговоре против нового порядка. Сначала он приписывал эти разговоры своим явным противникам, но теперь воочию увидел руку предателей из СА. Он обвинил их в ведении постыдного образа жизни. «Они в высшей степени отвратительны и повинны в дурном поведении, пьяных выходках, в том, что пристают к порядочным людям». Говоря о Карле Эрнсте, Гитлер заявил, что тот «остался в Берлине для личного руководства революционными действиями», хотя все прекрасно знали, что Эрнста арестовали в Бремене. Гитлер безапелляционно утверждал, что его действия при подавлении мятежа не были противозаконными, напротив, он боролся «ради высшей справедливости».
Рейхстаг выказывает свою признательность А. Гитлеру (за первой трибуной слева) после его послания, оправдывающего уничтожения Рема
«Это была вторая революция. Они дали ей жуткое название: «ночь длинных ножей». Таким образом, Гитлер приписал «заговору Рема» то название, которое присвоил собственной «кровавой чистке».
Свое выступление Гитлер закончил словами: «В этот час, взяв на себя ответственность за судьбу германской нации, я стал высшим Судией для немцев… Каждый должен знать, что если впредь он замахнется на государство, его постигнет суровая участь!»[9]
Министр внутренних дел Вильгельм Фрик издал указ, в котором все действия Гитлера в этой бойне объявлялись законными, совершенными в интересах государства. Остальные министры поблагодарили Гитлера за спасение Германии от революционного хаоса и единодушно приняли закон, единственная статья которого гласила: «Меры, принятые 30 июня, 1 и 2 июля 1934 года, были направлены на предотвращение предательства и государственной измены и расцениваются как срочные меры национальной обороны».
Результат кровавой бойни в «ночь длинных ножей» дал возможность Гитлеру провести плебисцит, который позволил ему получить одобрение большинства избирателей и разоблачить «последних оппозиционеров». Это сделало его абсолютным хозяином Германии.
Глава 5
Поджог рейхстага. Расправа с политическими противниками нацизма
В ночь с 27 на 28 февраля 1933 года объятый пламенем наполовину обрушился купол рейхстага, а вместе с ним рухнула и свободная либеральная Германия. По всей стране прокатилась жестокая волна нацистских репрессий.
События развивались следующим образом. Примерно в 10 вечера в берлинскую полицию поступил звонок от неизвестного, сообщившего, что горит рейхстаг. Когда пожарные прибыли на место происшествия, огромное здание уже полыхало, огонь яростно бушевал, охватывая пламенем один этаж за другим. Повсюду горели ковры и драпировки. Толпы берлинцев высыпали на улицы города. К горящему зданию прибыли Гитлер и Геббельс, где их встретили полицай-президент Берлина фон Леветцов, обер-бургомистр Сальм и другие официальные лица. Геринг, бывший тогда министром внутренних дел Пруссии, также поспешил к рейхстагу и немедленно заявил фюреру: «Это дело рук коммунистов. Один из преступников уже арестован». Обходя еще не охваченные огнем помещения рейхстага, Гитлер пробормотал: «Это знак свыше».
Горящий рейхстаг. 27 февраля 1933 г.
Первое официальное сообщение о пожаре рейхстага последовало в тот же вечер по радио. Берлинская радиостанция сразу же сообщила, что поджигателем является голландский коммунист по имени ван дер Люббе, который во всем сознался. В официальном коммюнике говорилось, что проникшие в горящее здание рейхстага полицейские чиновники нашли там голландского коммуниста. На нем были только брюки, в которых обнаружили паспорт и членскую книжку коммунистической партии. Радио, телеграф, телефон, печать, информационные агентства по поручению правительства Гитлера сразу же прокричали на всю страну: «Коммунисты подожгли рейхстаг!»
Кто же такой был этот ван дер Люббе? Как он попал в объятый пламенем парламент Германии?
Маринус ван дер Люббе родился 13 января 1909 года в семье торговца Францискуса Корнелиуса. Его мать, Петронелла ван Хандель, состояла с Францискусом во втором браке. Дочь богатого крестьянина из северного Брабанта, она в молодые годы была замужем за унтер-офицером колониальной службы, который вскоре умер.
Детство ван дер Люббе было не из счастливых, отец скоро пристрастился к алкоголю и стал запойным пьяницей. Его жена вынуждена была зарабатывать сама, чтобы как-то прокормить семью. Вскоре они переехали в город Гертогенбош, где Францискус Корнелиус разошелся с женой. Петронелла почти не занималась детьми. Она ограничивалась только тем, что воспитывала их в религиозном духе. Маринус посещал в Гертогенбоше протестантскую школу и каждое воскресенье ходил в церковь. Вечно голодные ван дер Люббе и его братья вынуждены были пополнить ряды пролетариата. Они влились в многотысячную армию фабричных и сельскохозяйственных рабочих, но не хотели уподобляться им. После смерти матери 11-летний Маринус оказался в семье рабочего Снардийна в Эгстгесте под Лейденом. Уже в те годы в нем созрела мысль стать священником, вождем общины, слепо следующей за ним. Юношу определили учеником в торговое заведение, где он проработал два года. По рассказам его школьных друзей и товарищей по работе, молодого Маринуса съедало тщеславие. Случай внес коренную перемену в его жизнь. Однажды во время обеденного перерыва два товарища надели ему в шутку на голову пустой мешок. При этом Маринусу попал в глаз кусочек известки. В результате — тяжелое заболевание. Пять месяцев пробыл он в лейденской больнице.
