— Ой, вы на тачке приехали?!
— Какая тачка! — сердито отмахнулась тетя Тася. От машины Феликса остались только клубы пыли.
Пересказав мне свой разговор с тетей Тасей, Феликс поклонился, как театральный артист в конце спектакля. Это был, конечно, не конец. Но все же, все же ему удалось немало.
Я смотрела на него с восхищением.
— И заметь, — он поднял указательный палец, — ничего вульгарного: ни грубых слов, ни угроз. Я просто спросил о ее внуках, назвал их по именам… Все остальное она додумала сама… И сама же испугалась… Запомни: людям свойственно мыслить стереотипами…
Я слушала, боясь шевельнуться. Феликс казался мне совершенным, всезнающим. Он умел объяснить и проанализировать то, что я способна была только почувствовать, понимая лишь подсознательно, интуитивно. Он был для меня мудрецом, профессором чувств и отношений, даже гением.
— Ты слышишь меня? — спросил Феликс. — Да!
— Так вот… Для того, чтобы добиться нужного результата, достаточно сказать «а» и — умолкнуть… Твой оппонент договорит остальное сам… главное — слушать внимательно. И не возражать… Поняла?
— Да.
— Ну, вот… теперь у нас есть шанс постоянно держать руку на пульсе… Ты довольна?
— Да… — вздохнула я. — Только бы все получилось…
— Получится.
— А вдруг тетя Тася передумает?.. Вдруг она…
— Исключено, — перебил Феликс. — Если я что-то смыслю в этой жизни, то все будет так, как нужно нам…
Феликс вдруг собрал мои волосы в ладонь и внимательно посмотрел на меня. Я замерла. Его лицо было рядом… «Вот сейчас…» — подумала я.
Но мой учитель отклонился от меня, прищурился и сказал задумчиво:
— А знаешь, такой затылок надо открывать… Ну-ка, дай заколку или что-нибудь в этом роде…
— У меня нет.
— Завтра обязательно купишь. Да?
— Да… — отозвалась я, не очень понимая, о чем он говорит.
Феликс опустил руку, и волосы рассыпались по моим плечам.
— Ну, все. Я пошел.
— Куда? — спросила я.
— К жене.
— К жене?.. Зачем?.. Феликс улыбнулся:
— Что за вопрос, Полина?..
Мне вдруг представилась ухоженная, высокая и надменная женщина, почему-то мне казалось, что его жена должна быть такой… Спустя время, когда я увидела Зину — его гражданскую жену, я поразилась тому, как далека была от истины… Но тогда — не в силах произнести большего (а мне хотелось!) — я только спросила:
— Она красивая?..
— Нет… — продолжая улыбаться, ответил Феликс. — Зачем жене быть красивой?.. Она предана мне. Любит меня.
— И это все?
— Нет, не все. Еще она не задает лишних вопросов, Полина, — заметил он.
— И этого достаточно?
— Вполне… Кроме того, она будет помогать тебе. Я понимала, что надо заканчивать разговор, что больше нельзя обсуждать его жену — мой интерес к Феликсу был слишком очевиден и мог разозлить его. Он же сказал мне, что терпеть не может пошлость — как еще можно было назвать мое желание переспать с ним? Я усвоила его самый первый урок: если в квартире находятся мужчина и женщина — это еще не повод для их близости. Он мне нравился, я восхищалась им, но вряд ли я нашла бы нужные и правильные слова, чтобы объяснить ему свои чувства.
Я попыталась сменить тему, придав лицу выражение деловитой тревоги:
— Вы расскажете своей жене про меня?..
— Ни в коем случае.
— Как же тогда вы ей все объясните?..
— Видишь ли… — Феликс весело посмотрел на меня, и я опять почувствовала, как забилось сердце (лучше бы он не умел так улыбаться!). — Она все-таки жена писателя… Если писатель задумал роман о частной жизни нового русского, неужели его подруга откажется подсобрать немного материала?.. Остальное ее не касается…
— Удобная профессия — писатель… — сказала я.
— На редкость!
— Может, и мне попробовать?.. Феликс пожал плечами:
— Попробуй… Только помни: чем больше пробуешь, тем меньше получается.
— Что это значит?
— Подумай.
Он ушел, и я снова осталась одна в своей, почти своей квартире.
Машинально я дошла до магазина и так же машинально купила в нем заколку, в том же состоянии вернулась домой.
Но стоило мне перейти порог, как мысли опять вернулись ко мне. Что Феликс имел в виду, сказав «чем больше пробуешь, тем меньше получается»?.. Я сто раз повторила про себя эту фразу и пришла к выводу, что речь шла об уверенности в себе и уважении к скоротечности жизни. Надо не пробовать писать, а сразу — писать, не пробовать любить, а — любить, и жить — тоже, не пробуя…
Через некоторое время я узнала, что в действительности Феликс говорил мне о другом. Он всего лишь призывал меня не разбрасываться, не стремиться к нескольким целям, но идти к одной: «чем больше пробуешь, тем меньше получается»… Но я рада, что тогда поняла его неправильно и сделала тот вывод, который сделала.
Я сидела на кухне, согревая руки горячей чашкой с чаем. Под стеклянным колпаком ожидания я научилась занимать себя тем, что выстраивала из сведений, добытых Феликсом, как из кусочков мозаики, целую картинку… Прикрыв глаза, я представляла себе, что происходит в доме Алены.
Тетя Тася сейчас, должно быть, сидит в своей комнате, смотрит в одну точку. Ведь это больно — предавать. Делать это сознательно. Видеть со стороны каждый свой шаг, слышать каждое слово. Это как операция без наркоза. Сначала чувствуешь острую, как скальпель, которым тебя режут, боль, потом уже ничего не чувствуешь, ни о чем не думаешь. Есть только одно простое, понятное каждому желание — выжить. В этом никого нельзя упрекнуть.
Я представляла себе, как тетя Тася, наконец, решилась и сказала Алене о своем решении… Наверное, это произошло утром… Я увидела их дом, веранду, невысокие фонари вдоль каменных дорожек… Ветер играл с легкой скатертью, Алена полулежала в шезлонге, тетя Тася убирала со стола после завтрака…
— Елена Викторовна… — произнесла тетя Тася. — Мне надо кое-что вам сказать…
Алена открыла глаза, вгляделась в мрачное лицо домработницы — та смотрела куда-то в сторону — только для того, чтобы не смотреть на Алену.
— Что-то случилось? — спросила Алена, и тетя Тася ответила, как выдохнула:
— Я от вас ухожу.
Алена, наверное, изумленно помолчала.
— Что-о?.. — переспросила она на всякий случай.
— Ухожу. Уезжаю.
— Куда?! — по инерции непонимания продолжала задавать вопросы Алена.
— К внукам… — ответила тетя Тася и, помолчав, добавила: — Мне внуки дороже, Елена Викторовна. Так и знайте. — В этом было ее самооправдание, эту фразу она повторила себе, наверное, раз сто.